За бортом жизни

Жидкость, кипевшая в котле, приобрела такой великолепный вид, который не шёл ни в какое сравнение с блеском драгоценных камней. Её главным оттенком было сияние рубина. Из расплавленной красной массы вырывалось сверкание всех цветов радуги. Больше на поверхности не было пены, только розовый пар, восходящий вверх и смешивающийся с зелёновато-жёлтым воздухом. А разноцветное сияние образовывало на поверхности расплавленного рубина в буквальном смысле изображение розы, чьи лепестки были отчётливо выведены изумрудными, бриллиантовыми и сапфировыми бликами.

Меня нашла Таня Гиббс. Мы перекинулись парой слов, потом выпили из котла. Пора было убираться. Таня дала мне часть своего заработка, предназначенную для сутенёра, а также проценты от заработка других проституток. Я взяла деньги, прибавив к ним свои собственные. Потом невидимая сила повела меня обратно, туда, откуда я пришла. Я несла бутыль с эликсиром из котла своему нечеловеческому хозяину. Я не знала, куда я шла, я не должна была знать, какая-то зловещая сила вела меня по улицам восточного Лондона. Я резко остановилась, как если бы кто-то внезапно и даже безжалостно нажал на тормоз, чтобы остановить меня. Перед окном я стояла, дрожа. Начался ливень, капли дождя подхватывал ветер. Я ужасно вспотела и всё же дрожала, как от холода. Вся в грязи, в синяках, порезах и крови. Самое жалкое существо из всех, которых вам доводилось видеть. Все конечности моего тела болели, все мускулы были истощены. И морально, и физически я была на грани срыва, и всё же под действием чар стояла на ногах.

Я спала долго, а, проснувшись, услышала звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, после чего парадная дверь открылась со страшным грохотом. Закрыли её также громко, как и открыли. Потом дверь комнаты, в которой я лежала, отворилась с таким же нарочитым стуком. Послышались быстрые шаги, и дверь захлопнулась с такой силой, что дом затрясся до самого фундамента. Зашуршало постельное бельё, загорелся яркий свет, как и предыдущей ночью, и монотонный голос, который по вполне понятным причинам отпечатался у меня в памяти, приказал мне встать и внимать ему.

Я машинально поднялась по первому приказу и встала возле кровати. Там в постели, подперев голову рукой, в той же позе, что и прежде, лежал сутенёр — тот самый, и всё-таки другой. В том, что мужчина в кровати был тем, на кого я, на свою беду, наткнулась за две ночи до этого, конечно, не могло быть ни малейшего сомнения. И всё же, пристально глядя на него, я заметила, что в его облике произошли удивительные изменения. Начать с того, что он казался гораздо моложе.

Он сделал знак своей рукой, и сразу же произошло то же самое, что и предыдущей ночью: в самой глубине моего существа произошла какая-то метаморфоза. Я вышла из оцепенения. Я распрощалась со смертью и снова была жива. Однако, я была далека от того, чтобы распоряжаться собственной судьбой. Я почувствовала, что этот злой сутенёр имел надо мной такую гипнотическую власть, какую, как мне казалось, ни одно существо не могло иметь над другим. По крайней мере, я больше не задавалась вопросом, жива я или мертва. Я знала, что была жива.

Мне было приказано одеться в викторианское вдовье платье. Нелепейшая одежда: несколько чёрных нижних юбок под чёрным платьем, повсюду чёрное кружево, плюс совершенно безвкусная чёрная шляпка. Я подошла к окну. Отдернув штору и открыв раму, в своих странных одеяниях я выбралась через окно на улицу. Я не только была неспособна сопротивляться, я была неспособна даже чётко сформулировать своё желание сопротивляться. Какая-то неведомая сила швыряла меня из стороны в сторону, совершенно не заботясь о том, хочется ли мне подчиняться этим командам.

Оказавшись на улице, я ощутила радость оттого, что сбежала из этой душной комнаты, которая у меня вызывала лишь страшные воспоминания. И во мне затеплилась слабая надежда на то, что по мере увеличения расстояния между мной и этой жуткой комнатой, я смогу стряхнуть с себя кошмарную беспомощность, которая парализовала меня и мучила. Я немного постояла у окна, а потом перешагнула через невысокий забор на улицу. Потом я снова остановилась. У меня было состояние, похожее на раздвоение личности — тело моё себе не принадлежало, а вот сознание было свободно.

Я подумала, что должна была представлять собой нелепое зрелище, разгуливая ночью в кружевном чёрном платье. Я искренне верю в то, что если бы мой мучитель только позволил мне одеться в мини-юбку и облегающий топ, я бы пошла на панель с лёгким сердцем. Я также уверена в том, что сознание нелепости моего наряда усиливало чувство беспомощности, и то, что, оденься я, как положено уличным проституткам, сутенёр не смог бы с такой лёгкостью пользоваться мной.