За час до рассвета

Метелин еще больше встревожился. Сергей Владимирович рискует жизнью не только своей!.. Ну, а если неизвестный Отто Нугель — гестаповец?.. Проникнет в самое сердце подполья. А вдруг он матерый шпион? Используя легковерность подпольщиков, очутится в тылу Красной Армии. Что будет тогда?.. Сергей Владимирович болен, Ружа неопытна. Не клюнули ли они на фальшивую фашистскую приманку?

Поняв, видимо, состояние Метелина, Ружа сказала:

— Чего задумался, товарищ Бугров?.. Понимаю, за легкомысленную девчонку меня счел: где, мол, цыганке с немецким офицером тягаться!.. Ошибаешься: научилась распознавать где свой, а где враг, — улыбнулась она. — Но мы засиделись, а я тороплюсь. От имени Сергея Владимировича я обращаюсь к вам с настойчивой просьбой: выделите нам гребцов, знающих море. Только и всего.

— За людьми дело не станет, — пообещал Метелин. — Кто он, этот Отто Нугель?

— Ты, товарищ Бугров, вынуждаешь меня на подробности. Я свыше пяти месяцев с ним встречаюсь. Этого достаточно?

— Несколько нескромный вопрос… Я хотел бы знать, как вы познакомились с ним? Если можно — все, как было.

— Познакомилась я с Отто в казино. Вначале нас сблизило то, что он сносно говорил по-русски. Ну, танцевала с ним, когда Рейнхельт отсутствовал. И вообще он мне показался не таким, как другие немцы.

…В зимний холод Отто провожал Ружу до квартиры. Навстречу им попалась колонна военнопленных — оборванных, изнуренных. Это были не люди, а тени. «Во что людей превратили!» — воскликнула Ружа. «Не я эту войну начинал», — угрюмо ответил Нугель. Ружа осмелела. «А за все это придется отвечать», — сказала она. «Да, к сожалению, придется», — согласился Нугель и надолго замолчал.

О своем разговоре с Отто Ружа рассказала Сергею Владимировичу, и он посоветовал, как следует ей вести себя дальше. Однажды Нугель, улучив момент, указывая на Рейнхельта глазами, шепнул: «Как вы можете бывать с этим… этим…» В его тоне Ружа почувствовала ненависть к эсэсовцам, но она беспечно спросила: «А чем он хуже других? Наоборот, он выгодно от всех, отличается вежливостью, начитанностью». Отто поморщился и ничего не ответил.

В другой раз Отто упрекнул ее: «Вы мне лучше кажетесь. Бывая с эсэсовцем, вы оскорбляете себя». В упор Ружа спросила: «А разве вы не одному богу молитесь?» Он понял ее: «Во всяком случае, я неверующий. — И многозначительно добавил: — А вы относитесь к нему не просто как женщина, вы что-то в нем ищете, в чем-то заинтересованы». Его наблюдательность насторожила Ружу. «Значит, переигрываю, — испугалась она и ответила: — Мы, женщины, беззащитны. В крепкой опоре нуждаемся — только и всего…»

— А Рейнхельт, что ж, — спросил Метелин, — не обращал внимания на ваши беседы?

— Он очень ревнив, — серьезно ответила Ружа. — И поэтому для наших встреч мы с Отто нашли другое место, подальше от глаз гауптштурмфюрера, словом, мы стали встречаться тайно.

— Этого мало, чтобы во всем ему открыться, — все еще сомневался Метелин.

— Да, конечно, — согласилась Ружа. — Прежде чем это сделать, я сумела его хорошенько разглядеть. Для этого потребовалось время и время. Отвечая на мои вопросы, он сначала был скрытен, видимо, боялся, принимая меня за верную подружку гауптштурмфюрера. Я постаралась рассеять его опасения, и Отто стал откровенным, рассказал о себе. Был он учителем географии, в тридцать восьмом его призвали в гитлеровский вермахт. Окончив офицерскую школу, служил исправно, попался на глаза фон Клейсту, и тот взял его в свой штаб. Отец его, инженер-горняк, встречался с Карлом Либкнехтом, но был ли коммунистом, Отто не знает. Погиб он в двадцать первом во время капповского путча. Как-то Отто поведал о трагической судьбе единственной сестры. Мужа ее — тепловозного машиниста — гестапо объявило коммунистом, заключило в концлагерь. Получив известие о гибели мужа, сестра покончила с собой.

— Каким же образом фашисты допустили его до офицерской школы, штабной работы? — усомнился Метелин.

— Сестра носила фамилию мужа, а Отто в анкетах ничего о ней не сообщал. Еще я видела, как Отто плакал, — с грустью продолжала Ружа. — В моем присутствии он распечатал конверт. В нем находилось извещение о гибели его матери под американскими авиабомбами. За время нашего знакомства он единственный раз потерял над собой власть. «А дальше, что дальше будет! — выкрикнул он. Потом тихо сказал: — Один, во всем мире один остался». Я дала понять: война и меня сделала круглой сиротой. Сергей Владимирович долго думал, как бы лучше приспособить его к нашему делу. Случай ускорил развязку. Помнишь, как была уничтожена головная база боеприпасов?.. На цель бомбардировщиков навели ракеты, пущенные с земли. Теперь прихвастну: это я сигналила!