За чертой

Арас наблюдал эту картину со стороны. Он хотел заполучить Джоша и доктора Мохана Райата. Джоша — больше. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного. Вес'хар не знали чувства мести. Они без колебаний восстанавливали равновесие, как он делал это в Мджате, и не вкладывали в свои действия никаких эмоций. А теперь Арас не просто хотел причинить боль Джошу — он ощущал абсолютную необходимость этого.

Не повод для гордости — человеческое наследие. Но вины Арас не чувствовал тоже.

И куда провалилась Шан? Она до сих пор не вышла на связь. Придется ее искать. Арас начал волноваться, хотя она последний человек, который мог пострадать от чужой руки.

Юссисси продолжали искать, заглядывая в лица, сверяясь с изображениями на своих вирин'ве. Арас вспомнил картинку из архивов Константина: собаки на службе у людей. Ему не хотелось развивать эту мысль. Он нес ответственность за людей, находящихся здесь, и еще большую — за Шан, за то, что она стала магнитом для человеческой алчности. Это не он активировал бомбы, но именно его действия привели к взрывам на Аужари. Придется расхлебывать кашу, которую сам же и заварил.

Нет, меня предал Джош. Он предал безери. Он мог бы сделать иной выбор.

Прошло еще немного времени, прежде чем Арас заметил, как кто-то еще встал в очередь и приблизился к юссисси.

Джош Гаррод.

Он не пытался проскользнуть незамеченным. Возгласы юссисси — непрерывные, дребезжащие — мгновенно затихли, и они все как один уставились на Джоша.

На мгновение Арасу показалось, что они ослушаются его приказа и разорвут Джоша в клочья прямо на месте. Они были достаточно возбуждены для этого. Но юссисси только окружили его плотным кольцом, как будто он мог броситься наутек. Другие колонисты расступились, отхлынули от этого места, как волна. Джош заметил Араса и пошел к нему, протягивая руку, будто в мольбе.

Когда Арас разглядел лицо Джоша — искаженное, измученное, обескровленное, — что-то вскипело в нем и накрыло с головой. Этого человека он держал на руках новорожденным младенцем. Его отец, и дед, и многие поколения предков, вплоть до Бена Гаррода, называли Араса своим другом. Они почти что стали для него семьей. Он почти полюбил их родственной любовью — насколько это возможно между вес'хар и людьми. А теперь они в мгновение ока разрушили все, что он так трепетно хранил пять столетий.

Он схватил Джоша за воротник. Глаза болели, их будто что-то давило изнутри. Такого Арас никогда не испытывал прежде. Он попытался отделаться от странного ощущения, которое сдавливало ему горло.

— Почему ты предал меня? Зачем? — Мотивы не имели значения, но какая-то часть его нуждалась в ответе. — Скажи. Я думал, что мы преследуем одну и ту же цель. Я считал тебя своим другом!

Слова Джоша напоминали рыдание:

— Арас, мы не знали, что в этих бомбах. Правда не знали.

— Ты отвез туда гефес, чтобы они свершили это святотатство. Ты знал. Как ты мог?

— Но мы не знали, что они собираются использовать такой долго действующий яд! — Джош дышал часто, дыхание несло кислый запах голодного желудка, и он едва не перекрывал едкий запах паники. — Они сказали, что через несколько дней все будет в порядке, иначе мы не стали бы им помогать. Мы не подвергли бы безери такому риску! Мы решили, что лучше выжечь остров, чем позволить людям завладеть с'наататом. Скажи, что мы можем сделать. Мы на все готовы, Только скажи.

Джош обвис в руке Араса. Арас поверил каждому его покаянному слову.

Но слова не облегчили боли. Он позавидовал Шан: она могла бы отвести душу в проклятьях. Юссисси потянула Араса за другой рукав.

— Мы все сделаем сами, — сказала она. — Просто уходи. Арас стряхнул с себя ее лапу. Он отпустил Джоша и теперь просто стоял перед ним, утопая в боли, которая готова была выплеснуться через край. Он чувствовал, что Джош страдает, раскаивается, потому что Джош — хороший человек, который ни разу не свернул с пути уважения и невмешательства, пока не появились гефес.

— Прости меня, друг мой, — всхлипывал Джош. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к Арасу, хотя раньше этого не делал, опасаясь заражения. Арас отступил на шаг. Слишком поздно. — Мы не хотели этого, да простит нам Бог.

Арас верил ему, но это ничего не меняло. Человеческая часть его натуры жаждала утешить Джоша, но его вес'харский ум — а он после всех своих изменений все же оставался вес'хар — говорил, что слезы, мольбы о прощении и намерения не значат ничего.

Арас почувствовал, как рука легла на тилгур, как вытащила его из ножен — спокойно, будто он намеревался просто подрезать ветви дерева.

— Я заботился о вашей общине и любил тебя. — Арас знал, что следует дать Джошу время для молитвы, но растягивать муки — не по-вес'харски. — Теперь я должен восстановить равновесие. Прости. Мне очень, очень жаль.

Джош открыл рот, будто намереваясь что-то сказать, но Арас взмахнул мечом, слева направо, держа его двумя руками. Джош упал. Стук. Стук.

Вокруг Араса на три секунды повисла мертвая тишина.