— En el pueblo de Morelos.[141]
— ?Es lejos?[142]— спросил он.
Ему ответили, что нет, тем более для верхового. И уточнили:unas pocas leguas.[143]
Он ехал шагом с ними рядом.
— ?Yadonde va con la loba?[144]— спросил он.
— A la feria, sin duda.[145]
На вопрос, зачем волчицу везут на ярмарку, ответа они, похоже, не знали сами. Лишь пожимали плечами, топоча рядом с конем. Какая-то старуха сказала, что волка привезли с гор, где он съел многих школьников. Другая женщина сообщила, что когда волка поймали, с ним был маленький мальчик, который голым убежал в леса. Третья сказала, что охотников, которые привели волка с гор, по пятам всю дорогу преследовали другие волки, которые ночами окружали их костер и выли в темноте, а некоторые из охотников даже говорят, что это были не совсем волки.
Дорога ответвилась от реки и шла уже не по речной пойме, а устремилась к северу, вверх по широкой горной долине. В сумерках путешествующие вышли на высокогорный луг, где развели костер, занявшись приготовлением ужина. Билли привязал коня и сел в траву — не то чтобы присоединившись к ним, но и не особенно отъединяясь. Отвинтив крышечку фляги, выпил остатки воды, снова навинтил крышечку и продолжал сидеть, держа пустую флягу в руках. Вскоре к нему подошел какой-то мальчик, пригласил к костру.
Разговаривая с ним, все старательно соблюдали вежливость. Несмотря на его шестнадцать лет, называли его «кабальеро», а он сидел в сдвинутой на затылок шляпе, скрестив ноги в сапогах и ел фасоль с нопалитос{26}и мачакой — сушеным козьим мясом, которое было черным, жилистым и пованивало, несмотря на то что в дорогу его обильно сдобрили красным перцем. «?Le gusta?»[146]— спрашивали его. Он отвечал, что да, спасибо, ему очень нравится. Его спрашивали, откуда он приехал, и он сказал, что из Нью-Мексико, на что они запереглядывались, зацокали языками и высказали предположение, что ему, должно быть, очень грустно оказаться так далеко от дома.
К вечеру луг стал похож то ли на цыганский табор, то ли на лагерь беженцев. Число их росло, потому что по дороге подходил все новый и новый народ, костров становилосьвсе больше, и в сгущающемся сумраке от одного к другому переходили темные фигуры. На покатом, увалистом лугу паслись ослики, силуэты которых при взгляде на запад вырисовывались на фоне темно-сиреневого неба; тут же стояли, задравши вверх свои оглобли или дышла, их маленькие тележки, поставленные одна за другой, подобно рудничным тачкам. К этому времени у их костра сидели уже несколько мужчин, они передавали друг другу бутылку мескаля. На рассвете двое из них продолжали сидеть перед мертвыми, остывшими углями. Тогда как женщины занялись уже приготовлением завтрака — снова разожгли костер, замесили тесто и стали лепить из него тортильи, шлепая их на разогретый комаль из кровельного железа.{27}Сидящих пьяниц обходили, глядя на них так же неодобрительно, как и на разбросанные там и сям вьючные седла с накинутыми для просушки одеяльцами.
Когда караван снова тронулся в путь, солнце стояло уже довольно высоко. Тем, кто оказался слишком пьян, чтобы двигаться, оказывали всяческое уважение — им выделилиместо на тележках среди скарба. Так, словно они пали жертвой некой пагубы, которая запросто может сразить кого угодно.
Дорога, которой они следовали, шла по местам довольно диким, так что им не только жилья по пути не попадалось, но и вовсе ни одной живой души. Тем не менее сразу послеполуденного отдыха вдруг оказался пройден перевал, с которого открылся вид на реку и редкие домики Колонии Морелос, обрамленные квадратом ее четырех улиц, похожихна черточки, которые в пыли проводят дети, играя в классы.
Своих попутчиков Билли покинул, когда они разбивали лагерь на заливном лугу южнее городка, и повернул коня на дорогу, ведущую вниз по реке: хотелось попробовать все же отыскать волчицу. Глиняная дорога была вся в рытвинах, продавленных колесами телег и так крепко засохших, что их края не разбивало даже конское копыто. Река текла чистая и холодная — только что она низверглась с высокого горного хребта и текла на юг, около селения сворачивала, а потом снова текла на юг под западной стеной хребта Пиларес. Билли свернул с дороги и, подъехав по тропе к самой воде, остановил коня, чтобы дать ему напиться, погрузив морду в холодные бурливые струи. Поодаль на галечном наносе какой-то старичок с осликом собирал плавник. Куча бледных искривленных палок, нагруженных на ослика, казалась переплетением костей. Дальше мальчик пустил коня прямо по воде, и тот пошел, осторожно ступая копытами по круглым окатышам речного русла.