За чертой

Носач бережно, словно боясь ненароком повредить, обнимает Машу, целует её в губы, в нос, в голову…

– Ма… Ма-а… Мария… – взяв слово, с трудом произносит Жека, который уже порядком хлебнул. – Маша, помни, что хорошая жена должна обращаться с мужем, как с собакой… Пардон – с кобелём. Вовремя кормить и не забывать отпускать погулять…

– Всё на себе постиг, – смеются вокруг.

Кабы знал бы – утопился,
Чем так рано я жанился,
Мальчик бедной, эх, мальчик бедной…
Лихо хрипит гармонь.
Босота, не торопися,
Как попало не жанися —
Пропадёте, ох пропадёте!..

– Павел Николаевич! – прерывая песню, объявляет Кудин.

– Ась? – складывая гармонь, отзывается тот.

– Есть про вас слух.

– И чего ж там слыхать?

– Слыхать, что вы с Евдокией Александровной решили подарить молодым гармонь.

– Я – за! – радостно вскрикивает Евдокия Александровна.

– Гармонь не отдам! – на полном серьёзе парирует Павел Николаевич. – Нашто она им, для гарнитуру?.. Я откуплюсь деньгами.

Комкая деньги, Павел Николаевич поочерёдно выгребает их из разных карманов, складывает кучей на блюдо. Хоть мелкими купюрами, но много.

– Сколько их у тебя?

– А я почём знаю?..

– Вон, ещё из того кармана забыл выгорнуть, – подсказывают со стороны.

– Где ж ты таких мятых набрал, небось по вагонам «Дуню» играл? – смеются вокруг.

– Это ишо не всё… – освободив карманы, говорит Павел Николаевич. – Ишо дарю молодым козу…

– Павел Николаевич, где ж мы возьмём козу ту? – всплёскивает руками Евдокия Александровна.

Но тот лишь отмахивается от неё.

– Не спорь! – говорит он жене.

– Дарю вам, дорогие, козу!.. На чужом базу… Будет нужда – заберёте…

К ночи Жека дошёл до кондиции.

– Ну-ка, дядя, врежь «Сабачиху»! – кричит Павлу Николаевичу.

И едва лишь тот развернул меха, пошёл в пляс, да так, что лавки стали улетать под столы.

Туман яром при долине,
Туман яром при долине, —

раскачивая чубом, ревёт Павел Николаевич.

С диким посвистом Жека выкидывает на присядках свои ножищи 47-го размера. Не стой рядом – зашибёт!

На широкой на горе,
На широкой на горе…

Снова за стол, снова «горько».

– Саня… – бодает меня головой Жека. – Не нравятся мне эти… в галстуках… – кивает на работников районной администрации. – Пора пятаки им чистить…

– И за что ж ты собрался им начищать пятаки?

– Долго, что ли, причину найти?.. Вон тот, рыжий, с моей Людкой любезничал…

– И что с твоей Людкой сталось?

– Да с ей, конечно, ничего не станется. И мне её не дюже жалко, но с чего-то ж надо начать… – приподнимаясь, говорит Жека.

– Жека, не дури!.. – крепко сжимаю его локоть.

– Ну как хочешь… – машет тот свободной рукой. – Ах, какой случай упускаем – карточки им подровнять… Когда ещё так посчастливит… Ну всё, всё, атаман, понял… Что ты меня щупаешь, как бабу… Пусти, давай выпьем за несбывшиеся мечты…

– Это другое дело – наливай!

На следующее утро распахнутые ворота загораживают столом. На столе закуска, у стола ряженые. Светлана Кудинова надела разноцветную юбку, подвязала волосы цветастой косынкой, напомадила щёки, выделила тушью брови, лихо кружит перед подходившими гостями.

– Вам чего, люди добрые? – гудит нарядившийся цыганом Бармалей.

Одна беда – цыган из него никудышний, плясать не умеет, топчется, как медведь, только Светлане мешает.

– Нам бы здоровье поправить, – говорят гости.

– Это можно, – отвечает «цыган». – Вон и доктор с микстурой, – кивает на Людмилу, которая с трудом удерживает полный графин.

Людмила надела свой старый больничный халат, на голову повязала белую косынку, и, чтоб никто не усомнился, что она «доктор», прицепила на руку повязку, на которой губной помадой был жирно нарисован красный крест.

– Ну, так плесни микстурки!

– Сейчас медицина платная.

– Сколько?

– Рубль!

– Вот рубль – наливайте.

– Куда наливать? Стопку с собой взяли?

– Так у вас же вон стопка стоит.

– Рубль!

– А закусить?

– Рубль!.. Да без разницы, хоть огурец, хоть курица – рубль!

– А можно вилочку?..

– Рубль!

– Там по хутору натуральные цыгане ходят, глядите не перепутайтесь с ними, а то не поймём, где кто есть – наладим всех скопом!..

«Этих не перепутаешь…» – Кудин, не скрывая усмешки, смотрит на ряженых, как те, изображая цыган, неуклюже отплясывают у ворот. – «Эх, нет тут Натахи, а то б она всех этих цыганей за пояс заткнула…» – с горечью думает он, но вслух произносит лишь мало кому понятное:

– Эх…

Пока гости пробивались к шатру, ряженые для молодых капитал сколотили.

Начали с ухи. Горячая, с перцем, так и просится к ней водочка! Налили, выпили. Ожили, засветились глаза. Только тут заметили, что молодых-то нет за столом.

– А где ж наши суженые? Не пора ли будить их?

– Беда с сужеными… – трагическим голосом объявляет Кудин. – Не будет сегодня молодых…

– И что ж с ними сталось? – щурится в усмешке Павел Николаевич.