В теснине они провели девять дней, дождь все лил, река вздувалась, и в конце концов они оказались заперты в расщелине скалы, как застигнутые паводком полевые мыши, — семеро мужиков без еды, без огня, при этом скала трепетала так, будто вот-вот разверзнется под ногами, будто весь мир сейчас будет смыт этим потоком; они даже договорились, чтобы ночью кто-нибудь дежурил, пока он не задал самому себе вопрос: а что проку-то с такой вахты? Чем она поможет, ежели и впрямь?..
Прикрывавшая ведро бронзовая тарелка приподнялась, оттуда вылезла зеленая пена, по стенке ведра пробежала струйка, и тарелка тихо легла на место. Цыган вытянул руку с самокруткой, стряхнул пепел в угли.
Вода поднялась, и они связали плот, пустив на него сперва веревку от лебедки, а потом и лесные подручные лианы, но река поднялась выше, разнесла плот вдребезги, и помешать этому было нельзя никак, а дождь все лил. Сперва смыло крылья. И он, и все его люди висели, в ревущей тьме прицепившись к скалам, как загнанные в ловушку обезьяны, немо перекрикивались в этом мальстрёме, и его
Цыган медленно, сквозь зубы выпустил дым. Не отрываясь смотрел в костер.
Тот покачал головой. Так, словно воспоминания об этом ему мучительны. В конце концов они из этой теснины выкарабкались и спустились с гор в районе Сауарипы, а там подождали, пока на почти непроезжей дороге из Дивисадероса не появился натужно завывающий грузовик, в кузове которого они потом ехали четыре дня, сидя с лопатами на коленях, заляпанные грязью до неузнаваемости: бессчетное число раз они под брань водителя спускались на землю, чтобы с обреченностью каторжников копать, разгребать жижу и пихать под колеса камни, после чего грузовик взревывал и снова трогался. И вот уже Баканора. Уже Тоничи. Потом поворот на север от Нури к Сан-Николасу и Йекоре, а дальше опять через горы к Темосачику и Мадейре, где человек, с которым они договаривались, наверняка потребует возвратить аванс.
Щелчком послав окурок самокрутки в костер, цыган по-иному скрестил перед собою ноги в сапогах, а потом обнял руками колени и, нагнувшись вперед, замер, глядя в огонь. Билли спросил его, нашли ли потом тот аэроплан, и он ответил, что нет, поскольку, конечно же, там уже и искать-то было нечего. Тогда Билли спросил его, зачем в таком случае они вообще возвращались в Мадейру, и цыган задумался. Но в конце концов сказал, что он не верит в то, что его встреча с тем человеком и их договоренность была случайной; не могло быть случайностью ни то, что он подрядился отправиться в горы, ни то, что пошли дожди и река Папигочик вдруг взяла и вышла из берегов.