За чертой

После ужина взгромоздили на плиту оцинкованную ванну, ведрами наносили в нее воды, добавили ковш щелока и опустили капканы кипятиться. До вечера подкладывали дров, потом сменили воду, опять сунули в ванну капканы — на этот раз с сосновыми стружками; набили полную топку поленьев и оставили на ночь. Проснувшийся ночью Бойд лежал, слушал, как в тишине потрескивает в печи… или это дом скрипит на степном ветру? Бросил взгляд на кровать Билли — пусто; еще полежал и встал, вышел в кухню. Билли, верхом на одном из кухонных стульев, сидит у окна. Скрестив руки на спинке стула, смотрит на луну над рекой, на прибрежные ветлы и горы, громоздящиеся вдали на юге. Обернулся, посмотрел на Бойда, застывшего в дверях.

— Ты чего тут? — спросил Бойд.

— Да встал вот дров подбросить.

— А смотришь куда?

— Да никуда так, особо-то. Не на что тут смотреть.

— Чего не ложишься?

Билли не ответил. Помолчал, потом говорит:

— Давай-ка спать иди. Я сейчас тоже лягу.

Вместо этого Бойд вышел в кухню. Встал у стола. Билли повернулся к нему.

— Это я, что ли, разбудил тебя? — спросил он.

— Ну вроде как…

— Но я же тут на цыпочках, тихонько…

— Ладно, ладно.

Когда на следующее утро Билли проснулся, отец сидел за кухонным столом в старых перчатках из оленьей кожи и с кожаным фартуком на коленях — натирал сталь одного из капканов пчелиным воском. Остальные капканы лежали на телячьей шкуре на полу, их цвет был иссиня-черным. Отец поднял взгляд, снял перчатки, бросил их на покрытые фартуком колени рядом с капканом, снял фартук и положил все на пол, на телячью шкуру.

— Помоги-ка мне ванну снять, — сказал отец. — А потом покроешь воском эти.

Билли взялся за дело. Обрабатывал тщательно, втирая воск в тарелочку насторожки, в выбитую на ней фирменную надпись, в прорези, внутри которых ходят челюсти капкана, в каждое звено пятифутовой цепи и в тяжелый двузубый якорь, приделанный к ее концу. После этого отец развесил капканы снаружи, на холоде, — там, где к ним не пристанут домашние запахи. Когда следующим утром отец пришел будить мальчишек, было еще темно.

— Билли!

— Да, сэр.

— Через пять минут завтрак будет на столе.

— Да, сэр.

Когда выезжали со двора, занимался день, холодный и ясный. Капканы уложили в плетеную корзину, которую отец привязал к себе длинными лямками так, чтобы дном она стояла на задней луке седла. Ехали строго на юг. Вверху маячил пик Блэк-Пойнт, сверкая свежим снегом на солнце, лучи которого до дна долины еще не добрались. К тому времени, когда пересекли старую дорогу к Колодцам Фицпатрика, солнце окончательно встало, так что на верхнюю часть пастбища взбирались по солнышку, а дальше пошли уже горы Пелонсийос.

Поздним утром оказались опять на краю речной долины, только в верхнем течении, где как раз и лежал мертвый теленок. Там, где их путь проходил под деревьями, в следах, оставленных отцовским конем три дня назад, сохранялся примятый снег; где лежал теленок, в тени деревьев лоскутья снега тоже не растаяли — снег был испятнан кровью и весь крест-накрест истоптан койотами, а теленок разорван и растащен на куски, валявшиеся и на кровавом снегу, и на земле чуть подальше. Чтобы свернуть самокрутку, отец снял перчатки, покурил, не спешиваясь, с перчатками в одной руке, опершись ею о рожок седла.

— На землю не ступать, — сказал он. — Посмотрим, может, следы ее найдем.

Поездили вокруг да около. Вид крови лошадям был неприятен, всадники принялись их успокаивать, насмешливо уговаривали, словно стыдили. Никаких следов волчицы Билли не замечал.

Отец спешился.

— Подь сюда, — сказал он.

— Что, здесь ставить не будем?

— Нет. Можешь слезть.

Он слез. Отец спустил с плеч лямки корзины, поставил ее на снег. Билли стал на колени, сдул свежий снег с заледеневшего отпечатка, оставленного волчицей пять ночей назад.

— Это ее?

— Ее.

— Передняя лапа.

— Да.

— Большущая, скажи?

— Н-да.

— Сюда-то она уже не вернется?

— Нет, сюда уже не вернется.

Мальчик поднялся. Посмотрел в сторону пойменного луга. Там на высохшем дереве сидели два ворона. Должно быть, вороны туда взлетели, пока они с отцом ехали вверх. Больше никого поблизости не было.

— Как думаешь, куда девалось остальное стадо?

— Понятия не имею.

— А что… когда на пастбище дохлая корова, стадо все равно остается?

— Смотря отчего она сдохла. Там, где есть волк, стадо пастись не будет.

— Думаешь, пока мы тут ковыряемся, волчица уже задрала кого-нибудь еще?

Отец, сидевший перед тем на корточках у тропы, встал, поднял корзину.

— Не исключено, — сказал он. — Не исключено. Ты готов?

— Да, сэр.

Верхами переехали пойменный луг и русло, на другом берегу которого сперва углубились в лес, потом двинулись вверх по коровьей тропке, вьющейся вдоль края обрыва. Мальчишка все оглядывался на воронов. Через какое-то время те дружно слетели с дерева и бесшумно опустились снова туда, где был растерзан теленок.

Первую закладку отец сделал чуть ниже перевала, по которому, как им было известно, волчица преодолела кряж. Мальчик сидел в седле и смотрел, как отец, бросив под ноги шерстью вниз коровью шкуру, сошел на нее и поставил корзину.