За чертой

Когда проснулись, костер уже горел и она наливала из фляги воду греться, бесшумно двигаясь в рассветных сумерках. Билли лежал в своем одеяле, смотрел. Должно быть, в ее узле среди пожитков была и какая-то одежда, потому что она снова была в юбке. Она что-то помешивала в кастрюльке, но что это было, он не мог понять. Закрыл глаза. Услышал, как его брат сказал ей что-то по-испански, а когда опять выглянул, Бойд уже сидел у огня по-турецки и что-то пил из жестяной кружки.

Билли перевернулся, размотал свое одеяло, она принесла ему чашку горячего шоколада и вернулась к костру. Воспользовавшись их маленькой сковородкой, она подрумянила тортильи, щедро намазала на них фасолевой каши, и, сидя у костра, они втроем позавтракали, пока вокруг занимался день.

— Это ты расседлал Бёрда? — сказал Билли.

— Нет. Это она.

Старший кивнул. Помолчали.

— Он тебя сильно порезал? — сказал Бойд.

— Да ну, царапина. Зато сапог мне здорово попортил.

— В этой стране насчет шмотья просто засада.

— Это я тоже уже заметил. А что тебя сподвигло этак вот взять да и шугануть вдруг их лошадей?

— Сам не знаю. Внезапно будто осенило.

— Ты слышал, что он про нее говорил?

— Ага. Слышал.

К восходу солнца они свернули пожитки и вновь поехали по каменистой, поросшей креозотовым кустарником равнине на юг.^{59} На полдник остановились среди пустыни у колодца, где разрослись дубняк и бузина; коней пустили пастись, а сами спали прямо на земле. Билли спал, не выпуская из объятий ружье, а проснулся оттого, что девушка сидит и на него смотрит. Он спросил ее, может ли она ездить caballo en pelo,[310] и она ответила, что может. Когда поехали дальше, ее посадили позади Бойда, чтобы менять лошадей. Билли думал, Бойд будет возражать, но тот ничего не сказал. Когда оглянулся, девушка обнимала Бойда обеими руками. Когда еще через какое-то время оглянулся снова, ее темные волосы лежали у брата на плечах, а девушка спала, прильнув к его спине.

Вечером подъехали к асьенде Сан-Диего, главные здания которой стоят на холме, возвышаясь над возделанными полями, раскинувшимися от Рио-Касас-Грандес до Рио-Пьедрас-Вердес. Внизу, словно китайская игрушка, крутилась водяная мельница, в отдалении тявкали собаки. Вокруг под круто падающим жестким светом стояли дикие бурые горы, пряча тени в глубоких складках, а несколько южнее высоко в небе вершили медленную траурную карусель штук десять крупных стервятников.

III

Когда ехали по подъездной дорожке мимо главного здания, было почти темно, но вот и портики, подпертые стройными витыми чугунными столбиками, вот белые оштукатуренные стены, по углам усиленные красными песчаниковыми блоками; вдоль парапета, ограждающего крышу, видна терракотовая филигрань. Фасад оформлен в виде трех каменных арок, над которыми в камне полукругом вырезаны слова «Асьенда де Сан-Диего», а подними инициалы «Л. Т.».^{60} Высокие арочные окна закрыты ставнями, ставни от ветхости все в трещинах, краска и штукатурка со стен местами облупилась, а на потолках портиков обнажилась старая драночная плетенка, кое-где подгнившая и прогнувшаяся. Через огромную площадь поехали к строениям, которые выглядели жилыми: на фоне вечернего неба над ними виднелись дымки. За деревянными воротами взглядам открывался внутренний двор, и тут, не слезая с лошадей, они бок о бок остановились.

В углу у ограды стоял остов древнего двухдверного «доджа» тридцатой модели,^{61} давно лишившегося складной брезентовой крыши, колес и даже осей, не говоря уже о стеклах и сиденьях. В дальнем конце территории горел костер, на котором что-то готовили; его свет давал возможность рассмотреть две ярко разукрашенные крытые кибитки, между которыми были натянуты веревки с постирушкой, а вокруг ходили мужчины и женщины в халатах и кимоно, обликом похожие на цирковых.

— ¿Qué clase de lugares éste?[311] — сказал Билли.

— Es ejido,[312] — сказала девушка.

— ¿Qué clase de gente?[313]

— No lo sé.[314]

Он спрыгнул наземь, и девушка, соскользнув с крупа его коня, приняла поводья.

— Кто они такие? — сказал Бойд.

— Понятия не имею.

Прошли на территорию — Билли с девушкой пешком и с конем у девушки в поводу, Бойд вслед за ними верхом. Люди у дальней стены не обратили на них никакого внимания. У костра два мальчика горящей лучиной зажигали фонари и, поддев за дужку шестом с рогатиной на конце, передавали их на azotea,[315] где еще один мальчик, силуэт которого двигался на фоне темнеющего неба, развешивал их на парапете. Благодаря их усилиям огороженная территория освещалась все ярче, и вскоре поблизости даже закричал петух. Другие мальчики складывали вдоль стены тюки прессованного сена, а под дальним порталом мужчины разворачивали расписной полотняный занавес, во многих местах порванный и износившийся в поездках.