За чертой

Вновь на пороге Рождество.
С востока холод неустанный.
Опять на грех и торжество
покрыли площадь балаганы.
Ты видел ярмарку не раз,
в нелюбопытстве русской лени
идешь, не подымая глаз,
средь всех соблазнов и прельщений.
И, мимоходом заглянув
на Колесо Судьбы шальное,
уже готовишься нырнуть
в свое привычно бытовое.
…Но вдруг антракт на шумной площади:
нарочно или невзначай,
прервали кукольные лошади
галоп манежный в детский рай.
И с видом праведных Привратник,
хоть в доску пьян,
хозяин силится к рукам прибрать
забунтовавший балаган…
А ты, с надеждой неизлеченной,
глядишь, лелея торжество,
что, может быть, все искалечено
и не поправят ничего,
что все они тоску таят,
ее весельем прикрывая,
что на изнанке бытия
написана судьба иная,
что нарастает ураган,
что жертву мести беспощадной
какой-то дикий Великан
уже высматривает жадно.
Он ищет слуг и палачей,
и взгляд его разит и сушит…
И тщетно в пестрый мир вещей
хотят пустые скрыться души —
их ночь проходит — поздно, поздно!
В небе звездном
на лунном циферблате час
приблизил срок исчезновенья
для нежити… На этот раз
им нет спасенья….
И видишь ты, дух затая,
как балаганную тревогу
стремительно несет к порогу
совсем иного бытия.
И шепчешь про себя — «добро»!
и осенен тоской безликой,
нисходишь в душное метро,
как бы Орфей за Эвридикой.

Конец

Под вальс кружится карусель,
стрелки с небрежностью натужной
никак не попадают в цель,
в которую попасть им нужно.
Перед ленивой детворой
злой клоун шутит небогато,
и стынут черной пустотой
глаза у дамы бородатой.
А там, где побойчей фонарь,
встречает всех улыбкой влажной
Рахиль, а, может быть, Агарь,
вступившая на путь продажный.
И кажется — все решено,
все выточено, как стальное —
и внукам правнуков дано
все то же счастье площадное.
Икая звонко в дискантах,
низами подвывая чинно,
уже в бесчисленных веках,
как инвалид на костылях,
пойдет, хромая, вальс старинный.
И тот же будет ржавый звук,
что где-то в глубине органа,
средь романтических потуг
порой проходит зло и странно.
И — даже — вдруг не смолкнет он,
но, победив аккордеон,
крепчая, заревет трубой
финальной
над этой бывшей ложью бальной,
над этой правдой площадной —
его архангельский сигнал
не остановит карнавал.
И будут выстрелы стучать
все в той же вялой перестрелке,
и клоун будет подвигать
часов рисованные стрелки,
и девушка не закричит,
не зарыдает,
и лев из клетки зарычит,
но никого не испугает.
И лишь пирожник прям и прост —
и нос, как нос, и средний рост —
в середке прянишных сердец
усердно выведет: КОНЕЦ.

Явление

1