За чертой милосердия

На одну могилу сил тратить не стали: за кражу продуктов, по требованию партизан, был расстрелян боец Чердаус. Он первым обнаружил разбившийся о камень мешок, но доложил о нем лишь после того, как, укрывшись в зарослях, торопливо набил сухарями желудок и припрятал немалый запас. Возможно, об этом его проступке никто и не догадался бы, но Чердауса начала мучить жажда, он выпил котелок воды и вскоре уже катался по земле со страшно вздувшимся животом. Фельдшер, посчитавший это за отравление сырыми грибами — а такие случаи уже были, — чуть ли не насильно вызвал у Чердауса рвоту, и картина сразу прояснилась. С отвращением смотрели товарищи, как из судорожно разинутого рта толчками сливается на землю бурая густая кашица, и ни единого сочувственного слова или взгляда не встретил очухавшийся к концу привала и моливший о пощаде Чердаус, когда по отрядам был объявлен приговор.

Вечером вышли к реке Суксинга, медленно и долго двигались по ее берегу. Идти было легче, чем обычно: каждый изгиб реки обещал что-то обнадеживающее, много попадалось грибов, светила нарождающаяся луна, и грибы можно было собирать даже ночью. К рассвету остановились на большой привал, впервые за много дней развели костры, сварили гороховый суп и вскипятили чай. Взвод из «Боевых друзей» ушел вперед наводить переправу через реку Тумба.

Аристов сидел у догорающего костерка и боролся с дремотой. Пока Борис Воронов соображал завтрак, он успел повидаться со всеми комиссарами отрядов; выслушал доклады об итогах ночного перехода и состоянии людей, распорядился вечером провести, если позволит обстановка, открытые партийно-комсомольские собрания, подтянуть дисциплину, и особенно — в отношении режима питания («снабжение, надо думать, теперь наладится, но как бы это не обернулось неожиданной бедой, в бригаде со вчерашнего дня отмечено много заболеваний поносами»); потом Аристов вернулся в расположение штаба, по памяти кратко записал в блокноте услышанное, вместе с Борисом они выхлебали котелок горячей бурды из горохового пюре с грибами, съели по кусочку сухаря, запили, вместо чая, кислым брусничным отваром, и теперь была самая пора поспать, пока, слава богу, тихо.

Но Колесника не было, он все еще ходил по отрядам, и это мешало отдыхать по-настоящему. Аристов не то чтобы стыдился засыпать первым, — ничего тут стыдного нет, дело походное, надо использовать каждую выдавшуюся минуту, а просто не позволял себе этого до тех пор, пока все не успокоится, не уляжется, не утрясется, — он умел засыпать сразу же так крепко, что боялся оказаться последним, если в бригаде что-либо случится.

Наконец появился Колесник. Аристов увидел его издали, по неторопливой походке понял, что никаких особых новостей он не несет, и полез в палатку. Едва прикоснулся щекой к вещмешку, как полегчавшее тело приятно потянуло куда-то вниз и вниз, и уже сквозь сон донесся голос Колесника: «Григорьев вернулся…»

Аристов не сразу разобрал смысл сказанного, но тускнеющее сознание успело нарисовать картину приближающегося к костру Григорьева, ясно увиделся сурово укоряющий взгляд комбрига, и скорее этот непонятный укор, чем слова Колесника, заставил напрячься, с трудом разомкнуть глаза и окончательно проснуться.

— Ты что-то сказал? — через палатку спросил Аристов.

— Григорьев вернулся…

— Какой Григорьев? Ты что? — Аристов торопливо выбрался из палатки.

— Григорьев из «шестерки»… Ходил на высоту 299,9…

— А-а… Ну как, разыскал потерявшихся?

— Привел.

Сутки назад, во время сбора продуктов, два бойца отстали, и отделение Григорьева было отправлено на их розыски. Уже на обратном пути оно неожиданно наткнулось на группу противника, идущую по следам бригады, возникла недолгая перестрелка, но финны боя не приняли. Судя по всему — это была разведывательная группа.

— Потери есть? — спросил Аристов.

— Один легко ранен в плечо.

— А у противника?

— Григорьев говорит, двоих убили…

— Если говорит, значит, убили… — Аристов полез в планшет за блокнотом и вдруг вспомнил, что у красивого смуглолицего отделенного из «Боевых друзей» даже имя одинаковое с покойным комбригом — бывают же такие совпадения… Вообще в бригаде удивительно много однофамильцев — три Ивана Григорьевых, два Николаевых, и оба командиры взводов, четыре Карпиных, а что касается Петровых, Сидоровых, Ивановых — то в каждом отряде найдутся. Надо не забывать в записях проставлять хотя бы инициалы, а то потом и не разберешься, с кем что было…

…Следующей ночью бригада благополучно переправилась через реку Тумба. Два самолета в полночь сбросили восемь мешков с продуктами, а на рассвете, когда переправу заканчивал последний отряд, появился еще один самолет, покружил, покачивая приветственно крыльями, и выкинул вымпел. В записке летчик сообщал, что в квадрате 86—36 вблизи Сидрозера выброшена партия продуктов, а в районе поселка Тумба замечен противник, который двигается в северо-западном направлении.