Читаем За чистое небо (Сборник) полностью

- А ты, Саша, тоже воевать умеешь. Сильно дал фашистам. Так выдержал курс и скорость, что мне просто нельзя было не попасть.

27 марта 1944 года экипаж в составе Лобача, Ролина и Ляхова трижды вылетал на боевые задания. Утром им поручили сфотографировать аэродром в Тарту, уточнить количество эшелонов на подъездных путях станции, передвижение автоколонн в ближайшем тылу противника.

Более полутора часов провел экипаж в воздухе. Едва машина коснулась колесами земли, как ее тут же встретил специалист фотослужбы техник Александр Синьков.

- Штаб воздушной армии срочно ждет ваши сведения, - предупредил Синьков, снимая фотоаппарат. - Не исключено, что придется повторить съемку.

Однако повторять съемку не потребовалось: снимки, доставленные разведчиками, оказались удачными.

Командир полка тогда включил их в состав группы, вылетевшей на бомбежку артиллерийских позиций противника в районе Райдепуллы, где артиллерия противника еще оказывала яростное сопротивление продвижению наших войск.

У истребителей произошла какая-то неувязка, и на этот раз сопровождения не оказалось.

Когда самолеты были уже недалеко от цели, неожиданно появилась шестерка "Фокке-Вульфов-190".

"Сейчас переколотят эскадрилью! Надо их как-то отвлечь", - подумал Лобач.

Эскадрилья тем временем сомкнула строй, ощетинилась огнем. Над кабиной Лобача пронеслась огненная полоса трассирующих пуль.

Их экипаж шел замыкающим в строю эскадрильи, имея на борту фотоаппарат для контроля за бомбометанием. Может быть, вот это положение замыкающего и подсказало Лобачу решение: принять удар "фокке-вульфов" на себя.

В ту же минуту Петр резко потянул штурвал. Машина взмыла вверх и стремительно понеслась наперерез гитлеровцам. Увидев оторвавшийся от группы одиночный самолет, "фокке-вульфы" с разных направлений кинулись к нему. Один из фашистов зашел бомбардировщику строго в хвост.

- Маневр! - одновременно крикнули штурман и стрелок-радист.

Лобач бросил машину в сторону со снижением. Сразу же открылся атакующий "фокке-вульф". Дружный огонь штурмана и стрелка-радиста отбил у фашиста охоту продолжать атаку. Второй "фокке-вульф" напал сверху. Подойдя к бомбардировщику на 50 метров, открыл огонь из пушек и пулеметов.

Маневром вниз влево Лобач опять вывел машину из-под удара. Третий гитлеровец атаковал сверху сзади, остальные наседали с боков.

Лобач по сигналам штурмана и стрелка-радиста с завидным хладнокровием бросал машину из стороны в сторону, круто уходил то вверх, то стремительно кидался вниз. Самолет, словно заколдованный, продирался сквозь разноцветную паутину трасс.

Наконец одному "фокке-вульфу" удалось поймать Пе-2 в прицел. Машину потряс сильный взрыв, и тотчас же синеватое облако пламени вырвалось из-под правого мотора.

- Командир, горит правый! - крикнул Ляхов. Пилот "фокке-вульфа", выровняв скорость, нагло ухмыляясь, летел в каких-нибудь 20 метрах от кабины Лобача. Большим пальцем в кожаной краге немец показывал вниз: догорать вам, мол, на земле.

А дальше все пошло совсем не так, как ожидали фашисты. Лобач сделал резкий разворот в сторону. Нервы гитлеровца не выдержали, и он резко бросил машину на высоту.

Горящий бомбардировщик несся в кипящем от пуль и снарядов воздухе. Осколки рвали обшивку фюзеляжа, пули впивались в плоскости, грозили разрушить протектор бензобаков. Еще какое-то промедление - и неминуем взрыв.

Но Лобач действовал с той холодной рассудочностью, на какую способен человек, решивший, что настал для него и его боевых друзей звездный час. Он понимал: раз за спиной гремит дробный перестук пулеметов Ролина и Ляхова, значит, они живы, значит, бой продолжается. В то мгновение он еще не знал, что после первой же атаки Николаю Ролину пулей раздробило ногу. Штурман ничем не мог помочь себе. Только до крови закусил губу, чтобы не закричать от боли.

Шла седьмая минута, как они вступили в бой. Враги предприняли еще одну атаку, но, наткнувшись на трассы с Пе-2, отвалили в сторону.

В ходе воздушного боя Лобачу удалось скольжением сбить пламя с правого мотора. Значит, можно идти на цель.

- Можно, конечно, сбросить бомбы в поле, никто нас за это не осудит. А можно и к цели тянуть! - советовался Лобач с экипажем. - Что будем делать?

- К цели! - тихо отозвался штурман: - Ведь за нами фотоконтроль. Не привезем снимков, эскадрилье не зачтут боевого вылета.

- К Райдепулле! - поддержал штурмана Ляхов. И они повели израненную машину к цели. "Только бы не подвел мотор, - думал Лобач. - В крайнем случае дойдем на одном. Надо добраться до цели, сфотографировать разгромленные немецкие батареи у Райдепуллы и выкрутиться из этой передряги".

"Неужели потеряю сознание? Ведь каких-нибудь две-три минуты осталось", - пронеслось в мозгу Ролина.

Он сунул руку в правую унту: там полно крови. Разорвав индивидуальный пакет, Николай крепко перетянул ногу бинтом. Холодный пот заливал глаза, и земля с высоты двух с половиной тысяч метров казалась смутной, расплывчатой, да, и, по совести говоря, ему даже не хотелось на нее смотреть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное