Читаем За чистое небо (Сборник) полностью

Вот так с тех пор и пошло о нем в полку: везучий да везучий. Владимиру потом и самому стало казаться, что он в самом деле, наверное, удачливый. Во всяких переделках доводилось бывать - выкручивался, с заданием справлялся и оставался целехоньким.

После этого рассказа Титович, вернувшись к моему вопросу, сказал:

- Вот думаю: командир полка, конечно, знал, что меня считают везучим. Но главное - он понимал, что у меня прекрасный комэск, у которого я был старательным учеником. Знал Кузнецов и то, что мне чаще других приходилось бывать в разведке.

Один против шести

Везенье в обычном понимании - слепая удача в чем-либо и только. Но Титович никогда не полагался на волю случая. Его везение - это незаурядное мастерство, находчивость, отвага, которые он неизменно демонстрировал в каждом из ста сорока трех совершенных им за годы войны вылетов. Именно за это Родина удостоила его звания Героя Советского Союза.

Однажды Титовичу было поручено заснять на пленку вражеские объекты после нанесения по ним массированного удара. В тот день штурмовой удар наносила мощная группа, состоявшая из нескольких полков. Штурмовик Титовича шел последним. Прорвавшись сквозь плотный огонь зениток, "илы" сбросили бомбовый груз и, торопливо развернувшись, направились к дому. Только после этого наступил черед Титовича.

Владимир вывел машину на боевой курс, включил аппаратуру. И в этот самый момент он услышал голос стрелка Волкова:

- Командир, на нас заходит пара истребителей.

- Отбивайся, не жалей патронов, - ответил Титович.

Волков понимал, что при фотографировании самолет должен идти строго по прямой и, следовательно, командир не мог ему помочь маневром. Оставшись с глазу на глаз с двумя фашистскими стервятниками, сержант не дрогнул. Хлесткими очередями он заставил истребителей отвернуть в сторону. Успешно отбил стрелок и вторую атаку. Тем временем Титович закончил фотографирование и, не медля ни секунды, бросил самолет к земле, на спасительную предельно малую высоту.

Обозленные неудачей фашисты продолжали настойчиво наседать на штурмовик. С бреющего полета сержант Волков хорошо просматривал всю заднюю полусферу, внимательно следил за воздухом.

- Вижу еще пару, командир, - голос стрелка оставался ровным.

Волков ничем не выдал волнения, когда сообщил Титовичу, что их уже преследует шесть вражеских истребителей. Он в сердцах чертыхнулся только чуть позже: у него заело пулемет.

Теперь вся надежда на пилота. И он не подвел. Меняя высоту, на предельной скорости прижимаясь к вершинам деревьев и кидаясь из стороны в сторону, штурмовик уходил от атак вражеских истребителей.

Летчик применял маневр в тот самый момент, когда в нацеленных на "ил" вражеских стволах закипал огонь. Не раньше и не позже. И трассы вспарывали воздух там, где уже не было самолета.

Так повторялось множество раз в этом тяжелом изнурительном бою. И только однажды прицельная очередь зацепила штурмовик. Она прошила масляный бак. Горячая липкая жидкость хлынула в кабину.

- Плохо, командир? - опять же удивительно спокойно спросил сержант Волков.

- Течет маленько, - также спокойно ответил Титович.

Они летели над своей территорией. Вражеские истребители, напоровшись на меткий огонь наших зенитчиков, наконец отстали. Но положение экипажа оставалось сложным. Давление масла падало на глазах и приближалось к нулевой отметке, а температура быстро росла. Двигатель мог сдать в любую секунду.

Но он выдержал, не сдал. А точнее, двигатель остановился, когда машина уже коснулась колесами аэродрома. И опять разговор: "везучий Титович, двигатель мог ведь отказать и минутой раньше".

А Титович выбрался из кабины весь залитый маслом. Техник с готовностью подал ему чистую тряпку. Тщательно вытерев лицо, Владимир устало пошутил:

- Как, гожусь теперь в женихи?

Техник посмотрел, не осталось ли где пятен, и вдруг почему-то полез в карман.

- Вот, гляньте-ка на себя, командир, - протянул он видавший виды осколок зеркала.

"Мудрит что-то парень", - подумал Титович, но зеркало взял. Сначала увидел в нем одни большущие глаза. Отвел подальше, повернул голову и тут все понял: на виски будто иней сел.

Ему тогда не было еще и двадцати трех.

Поиск

Все это Титович рассказал для того, чтобы объяснить, почему все-таки именно его выбрал командир полка для разведки фашистского аэродрома, прозванного "драконовой трубой".

Вылет на поиск "трубы" был намечен ближе к вечеру.

Старший лейтенант Титович приковал к себе всеобщее внимание. Сначала его напутствовал сам командир полка. Развернув карту, подполковник Кузнецов обвел карандашом район южнее Печор:

- Аэродром, предположительно, должен быть где-то здесь. Подумай, как лучше выйти сюда, будь осторожней, не выдай себя раньше времени, - сказал он.

Потом Титович вместе с начальником штаба по самым последним разведсведениям пометил на карте все огнеопасные участки в тылу противника и с их учетом наметил маршрут полета, определил его тактический рисунок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное