За что?

Мы отправились. От Николаевской улицы до набережной Фонтанки, где находился институт с его чудовищем, я все время не переставала думать о той, которая волновала мое воображение. На мои расспросы, обращенные чуть ли не в сотый раз к тете Лизе о том, какова гувернантка, та отвечала только со своей значительной таинственной улыбкой:

— Стара… желчна… резка и сердита…

Когда мы подъехали к большому красному зданию на Фонтанке, на котором значилась надпись: «Николаевский институт», я уже ненавидела невидимую гувернантку гораздо больше Нэлли Роновой.

— Барышни в саду! — проговорил открывший нам дверь швейцар, которого я приняла за очень важную фигуру, и, наверное, сделала бы ему реверанс, если бы тетя Лиза не удержала меня вовремя от этого. Он повел нас по длинным коридорам с высокими окнами куда-то в самый конец его, где за стеклянною дверью зеленели деревья, и целый рой крошечных существ носился, подобный бабочкам, по большой садовой площадке. Едва я и тетя Лиза сошли по каменным ступеням за усыпанную желтым песком эспланаду, белые крошечные девочки окружили нас.

— Новенька! mesdam'очки, новенькая! — пищали они тоненьким голоском.

— Нет, не новенькая, — улыбаясь им, отвечала тетя, — мы случайно здесь… А вот не скажете ли нам, где находятся пепиньерки?

— На последней алле! На последней аллее пепиньерки! — затрещали девочки все разом, оглушив нас своими пронзительными голосами.

Я не могла удержаться, чтобы не спросить тетю, что это такое «пепиньерки». Она объяснила мне, что это воспитанницы, уже окончившие институт и остающиеся в нем для того только, чтобы подготовиться в учительницы.

Мы с трудом пробрались через толпу девочек на большую липовую аллею, где ходили попарно и в одиночку молодые девушки в серых платьях, с книгами или с работой.

— Зачем нам нужно идти к ним? — тихо спросила я тетю Лизу.

Но она не успела ответить мне, потому что в одну секунду мы были окружены целым десятком молоденьких созданий, смеющихся и серьезных, веселых и меланхоличных, черненьких, белокурых, светлоглазых и чернооких, словом — всевозможного вида и типа.

— Ах, какой славный ребенок! Смотрите, mesdam'очки!

— Очарованье!

— Прелесть!

— Душонок!

— Восхищение!

Так кричали они хором, набрасываясь на меня, точно в жизни своей не видели маленькой девочки.

— У нее поразительные глаза, mesdames! — произнесла высокая бледная девушка с длинным лицом.

— Точь-в-точь как у королевы Марии-Антуанетты, судя по картине…

— Нет, у Екатерины II были такие же, — произнесла черноглазая красавица с восточным лицом.

— А ресницы, mesdames! Ресницы, точно стрела.

— «И тень от длинных ресниц упала на бледные щеки юной красавицы», — продекламировала толстенькая брюнетка с вздернутым носиком и мечтательными глазами.

— Душонок! Divinite'! Восторг, что за ребенок! — и снова град поцелуев посыпался на мою голову, щеки и губы.

Я чувствовала себя в положении зверька, которого рассматривали и тормошили все эти милые, но совсем чужие мне, девушки. Горячий румянец пятнам проступил у меня на щеках. Я готова была уже просить тетю Лизу уйти отсюда, как вдруг нежный, чарующий голос раздался за нами:

— Ну, что вы мучаете девочку, совсем затормошили бедняжку, — сказал кто-то позади нас.

Я быстро обернулась.

Небольшая, полная девушка: миловидная, с огромными тоскующими глазами и очаровательнейшей улыбкой стояла передо мною. Она была далеко не красавица, но что-то необъяснимо-милое было в этом смуглом личике покрытом еще пушком юности, в нежно очерченном свежем ротике и в пленительной, ласково-грустной улыбке.

— Ах, какая прелесть! — произнесла я, глядя на смуглую девушку восторженными глазами.

Все рассмеялись невольно — и серые девушки, и тетя Лиза. Потом тетя Лиза спросила у пепиньерок:

— A m-lle Грейг можно видеть?

— Mademoiselle Грейг и есть, верно, та старая дева, которую мне берут в гувернантки? — спросила я самым невинным тоном, не обращаясь особенно ни к кому.

— Нет, m-lle Грейг—гувернантка этих барышень, — едва удерживаясь от улыбки, произнесла тетя Лиза, — а твоя будущая наставница находится в кругу этих барышень… Она здесь среди пепиньерок…

Я не верила своим ушам.

— Как! — вскричала я радостно. — У меня не будет злой старой девы с крючковатым носом и совиными глазами?

— Не будет! — лукаво улыбнулась черноглазая красавица, особенно нежно поглядывающая на меня, — если ты сумеешь угадать, которая из нас Катишь Титова, твоя гувернантка, приглашенная твоим отцом в ваш дом…

— А! — протянула я, и смело тряхнула кудрями (привычка, к которой я всегда прибегала в самые затруднительные минуты жизни). И тотчас же глаза мои забегали по окружающим нас молодым лицам. Вот черноокая смуглянка, первая из говоривших со мною… Она очень красива, очень добра… но я бы не хотела ее иметь гувернанткой. Слишком уж великолепна она…

Вот белокурая девушка с мечтательными, восторженными глазами, нашедшая сходство моих глаз с глазами казненной французской королевы. То же не то. Эта так и душить меня своими поцелуями. Надоест мне очень скоро.