Доктор проводил взглядом пациентку, моргнул, снова развернулся к столу и увидел тело, по-прежнему лежащее на столе, с разрезом на животе и зажимами на месте. Грудь женского тела равномерно поднималась и опускалась. Справа что-то упало. Анатолий Ефремович развернулся, увидел Ирочку, лежащую на кафельном стерильном полу без сознания – интернатура, что с них взять, – потом обвел взглядом оставшихся сотрудников. Зубры хирургического отделения молча смотрели на пациентку и падать в обморок явно не собирались. Между тем, девушка продолжала оправдываться.
– Я обычно так не делаю, только дома, и чтобы никто не видел. А сейчас даже не знаю, что случилось. Правда-правда!
– Верю, – спокойно молвил Анатолий Ефремович, гадая кто из присутствующих уже встречался с подобным, а кто чисто из профессионального мастерства остаётся в бодрствующем состоянии. Лично его мотивировало исключительное любопытство. – Не могли бы вы, как бы так сказать …. вернуться в себя?
– Могу, – радостно закивала она, но тут же сникла. – Для этого вам нужно меня разбудить, но судя по этапу, – она указала на разрез, – делать этого не стоит.
Хирург обвёл взглядом сотрудников. Две операционные медсестры, фельдшер и анестезиолог.
– Коллеги, – прокашлявшись в маску, спокойным и уверенным тоном проговорил Анатолий Ефремович, – надеюсь мы можем продолжить?
Дождавшись ответных кивков, хирург снова посмотрел на стоящую, как он заметил, полупрозрачную фигуру девушки и на всякий случай поинтересовался:
– А вы не могли бы подождать за дверью? Не привык как-то работать в присутствии бодрствующего пациента.
– Я-то могу, – виновато улыбнулась она. – Вы меня видите? Вот. Те, что за дверью, меня тоже увидят.
– Мда, – вспомнил доктор о большом коридоре, наполненном студентами, пациентами и их родственниками. Операционная хоть и находилась в небольшом ответвлении, но и в нём постоянно мелькали люди.
Решив, что выбора нет, он вернулся мыслями к предстоящей работе и только склонился над разрезом, как почувствовал ледяное дуновение. Там, где несколько минут стояла Ирочка, сейчас, приподнявшись на носочках, вглядывалась внутрь своего тела пациентка.
– А это что такое? – ткнула она пальчиком.
– Ваша матка, – в голосе доктора мелькнуло раздражение. – Вон там в углу стоит очень удобная скамейка, пожалуйста, посидите там.
Девушка втянула голову в плечи и быстренько посеменила в указанном направлении. Не прошло и минуты, как дверь операционной распахнулась и в неё влетела заведующая, высокая худая женщина со слишком чёрными, чтобы быть естественными, волосами, и слишком длинными, чтобы быть врачом, ногтями, выкрашенными в алый цвет.
– Толик! Где отчёты за прошлый месяц?
– Юлия Вадимовна! Вы в операционной!
– Да вижу я! – взмахнула заведующая стопкой бумаги, из которой вылетела пара листов и красиво планируя приземлилась рядом с Ирочкой. Бегло взглянув на пациентку, лежащую на столе, как-то недобро усмехнулась и обратилась в одной из медсестёр.
– Этой ципрофлоксацин на воде поставишь.
Анатолий Ефремович аккуратно отложил инструмент и воззрился на злорадствующую брюнетку.
– Хочу напомнить, что лечащим врачом Лестевой являюсь я и назначения тоже буду делать я. На каком основании вы, Юлия Вадимовна, раздаёте указания?
– Новокаин закончился, Анатолий Ефремович, – она подошла к голове девушки и оттянула веко, обнажая застывший зрачок. – Не мытьём, так катаньем.
И произнеся непонятную в данной ситуации пословицу, покинула операционную, кинув бумаги на стол возле выхода.
– Это внебрачная дочка её мужа, – вдруг тихо произнесла медсестра, которой дали указание про антибиотик.
– Новокаин? – спросил хирург.
– Есть, – ответила медсестра, глядя в пол.
Почувствовал неладное, Анатолий Ефремович повернулся к полной женщине анестезиологу. Та потупила взор.
– Лида? Пропофол?
– Тиопентал натрия, – еле слышно произнесла женщина. – Юлия Вадимовна распорядилась.
– Твою мать…. – в сердцах бросил хирург.
– Всё плохо? – послышался голос со скамейки.
Анатолий Ефремович только сейчас понял, что совсем забыл про эфемерное создание, отосланное им на галёрку.
– Скажи-ка пожалуйста, дружочек, – как можно мягче поинтересовался хирург. – У родственников приступы острой порфирии были?
– Эээ…
– Значит не было, иначе бы знала, – с видимым облегчением вздохнул врач и вдруг снова нахмурился. – Астма?