— Слишком много испытаний за последнее время. Тебе надо отдохнуть, — сказал врач и положил руку мне на плечо. Инстинктивно я дернулась и отступила, но тут же извинилась:
— Ой, простите… я…
Павел Арсеньевич помотал головой и грустно улыбнулся.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить. Но ты справишься.
Я закивала и повернулась к стеклу, разделяющему нас с Сашей.
— И он справится, не сомневайся.
— Доктор, я ведь дольше пролежала там… почему он в таком состоянии?
— Аврора, каждый организм реагирует на отравление газом по-своему. Ты легче перенесла, потому что очень быстро потеряла сознание. В таком состоянии ты не способна сделать глубокий вдох, а значит, и поражение меньше. А Саша… как бы сказать помягче? В прошлом Саша употреблял…
Он пытался подобрать слова, хотя мог говорить прямо, ведь я все знала.
— …Запрещенные препараты. И, конечно, это сказалось на его организме. Ему сложнее за счет этого, и того, что он потратил все силы на то, чтобы вытащить тебя.
От этих слов мое сердце сжалось — я могла его потерять! Как бы я не злилась на его прошлое, как бы не проклинала, я бы не смогла пережить этого.
И тут я вспомнила, как в последнем разговоре с Сашей желала ему смерти…
— О боже…
Мои плечи затряслись, я зажала рот рукой. А если бы эти слова были действительно последними в его жизни? Что же я натворила?!
— Аврора! Аврора, что с тобой? Так, давай вернёмся в палату. На сегодня хватит.
Врач взял меня за локоть и потянул к лифту. Я послушно последовала за ним, напоследок бросив взгляд на Сашу. Он все также лежал, а мне все также хотелось оторвать себе язык за те слова, что я ему сказала.
Двадцатая глава
Мы подъехали к дому, отец выключил двигатель, но не спешил выходить из машины. Я был удивлен, когда увидел его в приемной больницы, где пролежал две недели. Позже я был удивлен, что не слышу гневных обвинений, оскорблений, да и вообще ни слова он не проронил. Сейчас же меня удивил взгляд, которым он смотрел на меня в машине. Сочувствие? Жалость? Что это?
— Кхм, — откашлялся он и заговорил. — Я знаю историю в общих чертах, да и это уже не важно, ведь все позади.
Да что ты?! Не будет нравоучений? А как же «твои друзья — моральные уроды, способные убить человека, ты и сам такой»? У отца был замечательный повод, чтобы втоптать меня в грязь, но он им даже не воспользуется? Или я рано радуюсь?
— Я… я очень счастлив, что все обошлось.
Видимо, я все еще в бреду. Точно. Я все еще в больнице, мне снова чудится что-то невероятное. То я летал на драконах, то убивал крылатых кабанов. А теперь слышу, как отец это говорит.
— Нет, Саша, я серьезно. Я от одной мысли, что ты мог умереть, впадаю в панику. Я не мог тебя потерять, сын.
Он положил руку мне на ладонь и сжал ее. В глазах что-то заблестело — неужели у этого чудовища есть чувства?
Конечно, есть. Я мог бы и дальше притворяться, что жил в аду, что папа всю жизнь меня унижал, никогда не заботился. Но это не так. Я прекрасно помнил то время, когда все было замечательно. Когда я чувствовал себя любимым сыном. А потом все полетело в пропасть. И мое поведение никак не исправляло ситуацию, а лишь усугубляло.
— Я понимаю, что не могу вмиг все изменить, но, Саша, я постараюсь. Я очень постараюсь… прости меня.
Он привлек меня к себе и обнял за плечи. Я уже не помню, когда с нами было подобное — чтобы отец меня искренне обнимал. И я почувствовал себя шестилетним мальчиком, который ждал с нетерпением отца с работы, чтобы вместе провести пару часов до сна. Мне тогда не нужно было доказывать, что я достоин любви. Мне не нужно было конкурировать и пытаться быть лучше него. Я просто понимал, что меня любит папа.
И сейчас я остро это почувствовал. Так остро, что даже зашипело в глазах — подступали слезы. Но я зажмурился и не дал волю чувствам. Нужно ещё выдержать самый важный разговор.
Мы вышли из машины, папа шел рядом. Я мог идти сам, но он как будто ещё сомневался в этом, и поэтому старался держаться поближе.
Мы прошли в ворота, дошли по тропинке до крыльца. И тут я остановился. А вдруг она уехала? Я так часто крутил в голове наш разговор, так много раз повторял слова, которые хочу сказать ей, но совсем не представлял ситуации, что она пошла просто уехать. А что ей тут делать? Она выздоровела, ее выписали. Она ни разу меня не навестила за те дни, что я пролежал в обычной палате. С чего же я взял, что ей есть до меня дело? С чего я решил, что она меня сейчас ждёт? И более того — зачем ей вообще этого делать? Чтобы снова проходить через то, что с нами случилось? Что я ей могу дать?
Я так и застыл на пороге. Отец открыл дверь, прошел внутрь и обернулся.
— Что-то забыл в машине?
Я отрицательно покачал головой и все же сделал эти шаги вперед.
В зале никого не было, на кухне, которая переходила в зал — тоже. Ещё вариант, что она в своей комнате. Иначе оставался только самый печальный исход.
Отец как будто перехватил мой взгляд и сообщил:
— Марина взяла с собой Юлианну в книжный клуб.
Я почти добрался до лестницы на второй этаж, когда услышал сзади голос папы: