За что убивают Учителей

Приход прохладного ветра

Залив Черного Маяка

Был вечер – из таких, что нечасто случаются в смертных землях Материка.

Невыносимо жаркие вечера подошли к концу, приблизилась осень. Со дня на день норовили хлынуть холодные проливные дожди, а пока – золотистыми светлячками в высокой траве горели последние пьяные поцелуи лета.

Западное небо утопало в крови, восток же подернулся извечной тьмой, той самой, что всегда страшились люди. Приятно влажный, словно ландыш весенним утром, морской бриз наполнял воздух терпким запахом свободы, который принес откуда-то издалека на своих стремительных крыльях. Стояла тишина, да такая, что казалось – само время остановилось здесь. Даже ветер летел почти беззвучно, будто в благословенном Надмирье, обители небожителей, где царит безвременье, бессмертие и – нерушимая хрустальная тишина.

Только море шумело. Волны с силой ударяли о скалы, оставляя на щербатых камнях россыпи чистейшего горного снега, каким представляется издали соленая морская пена. Море шумело всегда: величественное, непокоренное, оно не умело молчать. Неутомимые воды шелестели и шептались, бестрепетно разрывая священную тишину, которую разлила над миром близкая ночь. И не было дела прекрасному творению демиургов до яростных схваток людских воинств, до исступленных битв, побед и поражений, до вероломных обманов и тайных заговоров, которые, казалось, канули в небытие – вместе с Лианором и тем злом, что от избытка силы и безнаказанности пробудилось когда-то в сердцах Совершенных и развратило их.

К берегу полого тянулась густая дубрава: роща из невысоких дубов спускалась к крошечной, молодым месяцем выгнутой отмели, к серебряному и золотому песку. Широкие листья чуть слышно шептали неведомые людям слова, в прохладной тени ветвей скрывались приготовляющиеся ко сну цветы и, черная в этот поздний час, колыхалась трава.

Печаль таилась здесь, в дикой, но уютной маленькой бухте, укрытой от посторонних глаз скалами и лесом. Светлая печаль по тому, что некогда дышало, а теперь ушло в небытие и осталось лишь сном, дивной, бередящей душу грезой.

Алым краем светило коснулось горизонта, уходя на недолгий покой, и никто на Материке не жалел, что оттуда, куда сейчас опускалось солнце, не придет до конца дней больше ни один корабль. Материк не принял Совершенных, и Священный остров вернулся в океан, из которого был исторгнут когда-то. Обитатели Надмирья перестали освящать своим присутствием бренные земли смертных и уничтожили большинство тех, кто мог творить чародейство, подобно богам.

«Время Лианора прошло».

Шепот ли волн наполнил побережье этими невысказанными мыслями или так думала пришедшая сюда бессмертная, никто не сказал бы наверняка. Вот уже несколько часов в одиночестве сидела она на огромном сером валуне, все еще хранящем дневное тепло, и пенные воды, как ни пытались, не могли добраться до босых ступней.

С первого взгляда сидящая могла показаться великолепной статуей: такая красота и грация недоступны живым женщинам. Изящные руки скрещены на коленях, тяжелые волосы шевелятся в порывах ветра, словно змеи, блестя серебряным шелком; яркие блики играют на прядях и на одеждах, окрашенных кармином заходящего солнца. На сияющем фарфоровой белизной лице читается гордая уверенность. Маленький упрямый подбородок, чувственный алый рот, глаза чуть-чуть холодноваты, но необыкновенно чисты, словно бы вымыты дождем. Так выглядят жрицы, готовящие кровавое жертвоприношение: сила чувствовалась в ней, сила дремлющая, но готовая в любую минуту пробудиться.

Узкая, почти заросшая тропинка вела из рощи на песчаную отмель, и по этой секретной тропинке, насвистывая простенький мотив, беззаботно шагал небожитель. В том, что это был именно небожитель, сомнений не возникло бы ни у кого: точеный лик обрамляли волосы характерного оттенка серебра, а в глазах стоял океан.

Заслышав шаги, бессмертная не сдвинулась с места, лишь негромко подала голос:

– Лестер, это ты? – Она чуть повела плечами, словно озябнув на сыром прибрежном ветру. – Прости, я снова потеряла счет времени… на этом чужом побережье я невозможно скучаю по нашему дому.

Одинокий путник застыл в изумлении. До этой минуты он был свято убежден, что, кроме него, на Материке не осталось более небожителей.

– Прошу прощения, что невольно ввел в заблуждение, но я не тот, кого вы ждете. – Придя в себя, он подошел ближе и приветливо поклонился. – Мое имя Алейрэ.

На сей раз собеседница среагировала куда активнее: обернувшись, она поджала губы и устремила на пришельца настороженный, пронзительный взгляд застигнутого врасплох зверька. Серебряные нитевидные зрачки сузились и почти пропали, явив священный цвет циан. В широко распахнутых глазах было больше зелени, чем синевы, что говорило о том, что перед ним небожитель достаточно высокого ранга. Точно так же, по неуловимому балансу цветов радужки, можно было определить его собственный ранг – ничем не примечательный ранг рядового обитателя Надмирья.