За чудесным зерном

Поезд рассекал раскаленную туркестанскую муть. Мерв со всеми зелеными оазисами Мургаба остался позади, и лишь мертвые унылые пески струились вдоль вагонов. Путешествие превращалось в пытку. Пассажиры сидели распаренные, покрытые слоем едкой пыли и обессиленные настолько, что теряли способность разговаривать.

Одни только мальчики азартно спорили.

— Прозевал аулы и охоту в пустыне, — дразнил Витя, — завидуешь!

— Есть чему завидовать! Стоило столько времени таскаться по пескам, чтобы наловить сотню пауков и тараканов, — отгрызался Костя.

— Ну, а манул?

— Вот еще! Ободрал хозяйскую кошку и хвастаешься!

— Хозяйскую! — негодовал Витя. — А гиена?

В ответ Костя недоверчиво подмигивал, словно был уверен, что и гиена была не настоящая.

Поезд шел на северо-восток через Чарджуй, Бухару, в Самарканд, где экспедиция рассчитывала пробыть некоторое время, прежде чем выехать в Ташкент.

За Чарджуем промелькнули под мостом мутные воды Аму-Дарьи, которая берет начало среди ледников «крыши мира» на Памире. Мелькнула и исчезла вдали Бухара, и вот опять потянулись зеленые сады и бахчи, пестреющие дынями и арбузами.

Вот и Самарканд.

Прохлада садов, ослепительные краски неба, цветов, пестрых халатов и фруктов — все это сразу восхитило утомленных путешественников и заставило забыть об усталости.

— Что за город! Ах, что за город! — бормотал Витя, когда он вместе с Костей и Тышковским пробирался через толпу на площади. Это была знаменитая площадь — «Ригистан», одно из красивейших мест, созданных художественным гением человека. Три мечети, сверкавшие узорами мозаик, делали эту площадь прекрасной. Недаром Самарканд издавна называли жемчужиной Зарявшанской долины.

Даже Тышковский, довольно равнодушный к архитектуре прошлых веков и больше интересовавшийся нынешними глинобитными домами и юртами Туркестана, — даже он был тронут этой чудесной картиной и сказал «длинную и выразительную» фразу:

— Хорошо!

— Красивый край, — прибавил Витя, — для него тысячу километров отмахать не жалко. Жалко только, что я ничего об этом крае не знаю, кроме того, что он доставляет хлопок, и существует эта земля благодаря искусственному орошению.

— Ага! Вот ты, братец, не знаешь, а мне, пока ты жуков с Иваном Викентьевичем ловил, профессор об этом рассказывал да рассказывал.

— Знаю! Он так говорил, — Витя сморщил лоб, по-птичьи нагнул на бок голову, заговорил тонким голосом и вдруг сразу стал похож на Клавдия Петровича: «О, Азия! Великая золотая колыбель человечества! О, великая страна, давшая миру все злаки и всех домашних животных, начиная от северного оленя и собаки, кончая курицей и слоном!» Заметь, Костя, — всех домашних животных, за исключением кошки и осла, родина которых Африка.

— Ну, я думаю, что некоторые ослята являются в Азию не из Африки, а прямо из наших совхозов!

— Ишь ты, заноза! Ну, радуйся: сейчас и я завидую твоим сведениям!

— Завидовать нечего. О животных ты, конечно, от Ивана Викентьевича узнал, а я тебе с удовольствием расскажу то, что мне профессор говорил.

Костя зажмурился и медленно, как бы вспоминая затверженный урок, начал:

— Ты правду сказал, что Азия — родина человечества. Здесь же явились и первые науки и ремесла. За семь тысяч лет до нас здешний человек научился добывать медь и делать сплав из меди и олова. Получалась бронза, из которой выделывали оружие, вещи, украшения. А ведь в Европу бронза пришла спустя тысячу лет! Когда в Европе еще ничего кроме диких лесов не было, в Азии, в теперешней Месопотамии, расцвела уже большая культурная страна — Вавилония. Недавно ученые прочитали надпись на обломке, найденном при раскопках древнего Вавилона…

Костя вытащил свою записную книжку, перелистал ее и прочел: «Я приказал рыть канал Нар-Гаммураби, благодать для народов Шумира и Аккада. Берега по обеим сторонам я назначил для землепашцев и приказал засеять эти берега хлебом. Я доставил народу неиссякаемые воды. Я призвал народы толпами, я создал им пищу и питье. Я даровал плодородие, обилие и мирную жизнь».

Костя почесал кончик носа и продолжал:

— Эту надпись велел высечь на камне древний вавилонский царь Гаммураби. Жил он более четырех тысяч лет назад, и канал этот — чудо строительного искусства не только для того времени. Даже теперь хорошо было бы его восстановить. Но на это потребуется страшно много труда и денег.

Витя одобрительно кивнул:

— Я всегда говорил и голову готов прозакладывать, что раньше люди знали и умели гораздо больше, чем теперь!

Костя удивленно поднял брови.

— Ты серьезно?

— Вполне серьезно.

— А поезда? А радио?

— М-м, может быть их когда-нибудь изобретали, а потом забыли. Откуда ты знаешь?

— Для этого и существует археология, — солидным басом сказал Костя. — Она изучает остатки древнего мира. Археология восстанавливает быт, историю и нравы давно исчезнувших племен. И если ты побудешь около нашего профессора, то узнаешь от него, что в Средней Азии действительно существовали культурные народы, но никогда не было у них ничего похожего ни на радио, ни на электричество.

— А куда же девались эти твои культурные народы?