За чудесным зерном

— Итальянец сошел с ума! — восклицали соседи. — Через месяц ветер с гор выморозит весь посев.

Доминико шагал по полю, не слушая ничего. Хозе хныкал попрежнему. Он раскаивался в том, что позволил этому сумасшедшему уговорить себя. Имогена упрямо поджимала губы, слушая насмешки подруг. Зерно ложилось в землю.

И вот, мистер Сэведж, — это зерно, вымокшее в жидкости, приготовленной Доминико Лимоджелли, дало ростки.

Было полнолуние. Доминико выходил по ночам в поле. Ему казалось, что зеленые стебли карабкаются из земли у него на глазах. С каждым рассветом все выше и гуще поднимался посев. Это был лихорадочный рост, бурное цветение, неудержимое созревание. Когда же на горную гряду упали тяжелые клубы зимних туч, в долине на клочке тощей и жалкой земли стебель к стеблю столпились тяжелые желтые колосья.

Слух о чуде разнесся по окрестным деревням. Разумеется, это чудо могло послужить для славы монастыря, потому что зерно, посеянное на земле старого Хозе, было взято в долг у монастыря св. Имогены, и немудрено, если бы святая совершила чудо.

Но история повернулась иначе.

Отец Паскуалэ был полон кротости и благожелательности в тот день, когда позвал к себе Доминико Лимоджелли.

По выбеленным коридорам монастыря шла торжественная и радостная суета. Иные из монахов полагали, что через несколько дней в монастырь хлынут толпы богомольцев, и готовили ладанки с пшеничными зернами. Ладанки эти в ближайшем будущем должны были чудесным образом умножать урожай. Другие монахи приготовляли комнаты для наиболее уважаемых посетителей. Третьи рисовали и лепили те маленькие изображения святых, которые так быстро расходятся среди богомольцев.

Однако некоторые из братьев покачивали головами, так как до них дошли смутные, передаваемые из уст в уста сведения. Эти сведения распространялись теми бедняками, которым в течение всего времени Доминико Лимоджелли паял и починял их убогую посуду и с которыми охотно пускался в разговоры.

Доминико Лимоджелли сам подтвердил перед лицом приора то, о чем другие шептались по углам. Доминико утверждал, что святая Имогена была решительно не при чем в истории необыкновенного урожая. По словам итальянца, зерна выросли в такой чудесно короткий срок и дали столь богатый урожай только благодаря тому, что полежали несколько часов в жидкости, которую Доминико изобрел для чистки металлических предметов. Итальянец утверждал, что свое открытие он проверил на участке старого Хозе и теперь может каждому дать подробное и точное наставление, что нужно делать, чтобы за лето снимать три и даже четыре урожая.

Доминико Лимоджелли утверждал, что, обладая столь чудесными зернами, не нужно будет бояться ни засухи, ни нужды, ни даже самого господа бога. Впрочем последние слова я нашел только в четвертом протоколе, подписанном Доминико Лимоджелли по прозвищу el forastero.

В первых трех протоколах этих слов не было, ибо отец Паскуалэ по своей доброте применил пытку только во время четвертого допроса, убедившись в дьявольском упорстве итальянца. До пытки Лимоджелли категорически отрицал всякие сношения с дьяволом, как отрицал и то, что выросший хлеб был напоен отравой.

Как видите, мистер Сэведж, история с чудесным урожаем закончилась совсем не так, как думал Доминико Лимоджелли.

Из многих документов видно, что приор долго колебался прежде чем подвергнуть Доминико Лимоджелли пытке. С одной стороны, его пугало зерно, вырывавшееся из земли с подозрительной торопливостью. С другой — соблазняла возможность благодаря этому зерну стать настоятелем богатейшего во всей Испании монастыря. Разве не мог отец Паскуалэ засеять все обширные монастырские земли и четыре раза в год собирать обильнейшие жатвы? Разве не могли грезиться приору корабли, груженные зерном и отплывающие торговать им в чужие страны?

Но 400 лет назад эта трудная задача была решена так же, как, разумеется, и теперь решите вы ее, мистер Сэведж.

«Бог вразумил брата Иакова, — писал отец Паскуалэ, передавая архиепископу подробности законченного процесса. — С чудесной проницательностью Иаков разъяснил, что обильные и частые урожаи для нашей обители вовсе не обозначают довольства и славы. Ибо монастырю в десять раз выгоднее по высоким ценам распродавать во время неурожая наши хлебные запасы. Итак, брат Иаков в точности растолковал нам то, что мы должны были сами знать. Я ужаснулся, думая, что благодаря хитрости человеческой каждое сквернее поле и каждый бесплодный кусок земли могли бы приносить такое количество пшеницы, что нашему монастырю пришлось бы раз навсегда прикрыть все кладовые и амбары, из которых в голодные годы кормятся бедняки. Кто, снимая по четыре урожая в год, захочет брать зерно у св. Имогены? Легким, слишком легким станет человеческий труд. И слишком много свободного времени останется у человека для ненужных размышлений и сомнений. В поте лица своего должен добывать человек свой хлеб. И я на эти слова сочинил проповедь для толпы, провожавшей на костер колдуна Доминико Лимоджелли.