За чужие грехи

— … и зачем так летели! Холодная… Не жилец, — отдаленно, как из-под воды донесся до нее голос ее спутника, — а документы хоть при ней? — мужчина без тени брезгливости или отвращения проверил все видимые карманы и развел руками, — ну черт. В милицию звоните.

— Выпала? Самоубийца? — донесся из толпы чей-то голос, — или вытолкнули?!

— Выпала — не выпала, все равно звоните, — отрезал ее сотрудник, подошел к Антонине, заметив то, как она побледнела и обмерла при виде этой девочки.

Девочка лежала на асфальте в такой позе, в какой обычно лежат люди, которые спят, еще обычно обнимая подушку или плюшевого медвежонка. Ее открытые глаза были устремлены в пустоту, в вечность, а волосы сами разметались кругом и частично скрывали ее лицо, но ее сложно было не узнать.

— Тонь, что случилось? — участливо спросил мужчина, осторожно потрогав женщину за руку.

— Я ее знаю… — пролепетала она плохо слушающимися губами.

— Еще по одной? — спросил Кир, Ангелина только кивнула. Они оба были уже порядочно пьяны, но не торопились останавливаться, потому что прекратить, значит вернуться к своим проблемам и тяжелым мыслям, а у обоих их было достаточно.

— Выпьем за мою загубленную молодость… да и жизнь за одно! — заявила женщина, подумала немного и добавила, — и за твою тоже… — они не стали чокаться и синхронно выпили свой коньяк.

Ангелина еще немного посидела, уставившись в одну единственную точку, а потом вдруг уронила голову на руки и замолчала.

— Тебе плохо? — обеспокоено осведомился Кир.

— Да нет… мне хорошо, — тихо ответила женщина, — просто нет у меня ни дома, ни мужа, ни сестры… только один какой-то сплошной обман. Хорошо, что и обмана теперь нет… Можно начать новую честную жизнь… Только не поздно ли?

— Никогда не поздно, — возразил он, хотя сам очень слабо верил в это.

— Хорошо… — пробормотала она, не поднимая головы, — тогда завтра же… обязательно… Господи, только подумать… — она соизволила наконец-то посмотреть на него, правда после их времяпровождения она была растрепанной и выглядела совсем помятой, — я столько лет прожила с человеком, которого не люблю!

— С кем не бывает, — пожал плечами он, — слушай… подожди минутку, я позвоню, — она снова кивнула, и сама плеснула себе коньяка в опустевшую рюмку.

Он закрыл дверь комнаты, потому что ему совсем не хотелось, чтобы она слышала с кем и о чем он будет разговаривать. Наверняка ему предстоит выслушать огромное количество теплых слов от Людмилы, наверняка она даже не даст ему поговорить с Наташей. Ну и пусть, он будет хотя бы знать, что она дошла домой. Впрочем, плевать на Наташу. Он просто хотел услышать Люсин голос, пусть, в последний раз…

Неужели так легко упустить свой самый последний шанс? — он зажег сигарету, набрал номер и подошел к окну. Дождь становился слабее, небо светлело, только тучи вокруг его сознания продолжали сгущаться, обещая рано или поздно неотвратимо превратиться в маленький Апокалипсис.

Он долго слушал длинные гудки и был готов слушать их вечность. Он неторопливо затянулся сигаретой, потом еще раз, выпустил дым в приоткрытую форточку, откуда пахло дождем и заливом.

Он набрал снова, но все равно не дождался ответа. Ему совсем не хотелось думать о том, куда они обе могли исчезнуть и что с ними случилось. Но бежать сейчас и искать их под этим вечным дождем в лабиринтах спящего города было бессмысленно.

Он набрал в третий раз и снова не получил ответа.

Он потушил сигарету и вернулся на кухню, к дожидавшейся там Ангелине.

— Нужно выпить за новую жизнь, — сказал он, женщина только заторможено кивнула.

— Ты думаешь у нас что-то получится? — спросила она после некоторой паузы, — погляди на нас! — она нервно хохотнула, — да мы же неудачники! Разве у таких неудачников может получится начать все с начала? Может мы и начнем, но ошибки все равно будем совершать прежние…

— Ты права, — спокойно согласился Кир и предложил, — тогда может сразу застрелимся?

— Нет, — помотала головой Ангелина и волосы хлестнули ее по щекам, — как же я хочу, Боже, выпить вместо коньяка какое-нибудь волшебное снадобье, которое отобьет мне память и на утро, я не буду помнить даже своего имени! И тогда все точно будет иначе….

— Такое снадобье вполне можно достать, — зачем-то сказал мужчина и тяжело вздохнул, — оно называется клофелин. Но разве это выход?

— Нет… Да выхода вообще нет, нет! — вырвалось у нее криком, который больно обжег горло.

Все будет точно также, как прежде. Каждый из них будет дальше обманывать себя, забудет об этой ночи. Она снова будет улыбаться мужу, любовь к которому угасла, беспокоиться о сестре, которой желает только смерти и ждать чего-то, что никогда не произойдет. Он снова будет делать вид, что ему абсолютно на все плевать, вернется к имиджу Казановы, будет считать случайные связи и отшучиваться, если кто-то случайно назовет это забытое и опасное слово — любовь.