За чужие грехи

— Не буду я ничего говорить, — отрезал Борис, — и ни к каким друзьям ты не пойдешь, — он сделал решительный шаг к ней, и она тут же резко открыла дверь и бросилась бежать так, словно он погнался следом.

— Маленькая дрянь! — крикнул он, — ненормальная! Да я милицию на тебя натравлю…

Таня остановилась пролетом ниже, победно улыбнулась, упиваясь его бессильной злобой, и бросила в ответ:

— Как бы на тебя я ее не натравила…

Что будет теперь? Она не знала. Вернуться домой после всего этого она не могла, да и поздно было думать об этом. Может быть, настало время что-то изменить, может быть пора вырваться из его омерзительных лап… чтобы попасть в чужие, не менее омерзительные?

Когда Антонина находилась рядом с Люсей, ей невольно становилось страшно. Имея большую практику работы врачом, она вдоволь насмотрелась на людей, переживших страшные потери, но то, что происходило с девочкой напоминало кому. Она на автомате делала необходимые для жизни действия, но при этом никак не реагировала на окружающую действительность, пустым омертвевшим взглядом смотря сквозь людей, сквозь врачей и сквозь Антонину.

Она вела ее за руку по улице под медленно падающим с небес крупными хлопьями снегом. Ладошка Люси была ледяной, и как Антонина не пыталась ее согреть, ничего не помогало.

— Вот… посмотри, это мой дом, — они остановились около старой пятиэтажки, которыми так густо был застроен этот участок микрорайона. Люся на мгновение подняла глаза и посмотрела на него и в ней вспыхнули воспоминания, как они ходили сюда вместе с Таней и Наташей… с Наташей… Неужели ее нет? Этого не может быть… Она не может быть мертва! И Люся снова провалилась в апатию, а по ее щекам покатились слезинки. Антонина смахнула их, поцеловала девочку в щеку и повела дальше.

За дверью долгое время никто не отзывался, пока им не открыл Борис. Увидев Люсю он впал в какую-то прострацию, ему показалось, что существа более прекрасного и хрупкого он не видел никогда и сегодня его жена привела домой маленького ангела.

— Борь… Это Люсенька. Подруга Танюши. Она пока поживет у нас, — представила девочку Антонина, и легонько подтолкнула ее в квартиру, закрывая дверь. Борис кивнул, неотрывно наблюдая за тем, как жена снимает с Люси невзрачное черное пальто, косынку в которой девочка напоминала монахиню или воспитанницу приюта и ищет для нее гостевые домашние тапочки. В скромном черном одеянии, с заплетенными в густую косу темно-русыми волосами, потупленным взглядом Люся напоминала существо из другого мира, отрешенное и возвышенное.

— Здравствуй, красавица, — улыбнулся Борис, но девочка не подняла на него глаз. Мужчине понравилась такая реакция. Какая послушная, — отметил он про себя и в голову полезли разные щекотливые мыслишки. Он невольно представил себе, какая белая кожа скрыта под этим черным тряпьём, мягкая, детская, приятная на ощупь… И какой у нее, скорее всего, звонкий голосок, похожий на звон колокольчиков.

Желание овладеть ей быстро и уверенно наполняло всего Бориса и он уже думать забыл о сбежавшей Тане, увлеченный своими фантазиями и далеко идущими планами. Скорее бы остаться наедине с этой крошкой… Скорее бы!

Антонина отвела Люсю на кухню, а сама задержалась с ним в коридоре.

— У нее умерла сестра, — шепотом сказала она, — и ей очень тяжело… мы должны поддержать ее! Я постараюсь как можно больше быть с ней рядом… — Борис убить готов был Антонину за эти слова, но изобразил на своем лице сострадание, — но мне уже звонили с работы… — женщина приуныла, — и вам с Танюшей надо будет за ней ухаживать… Кстати! — опомнилась она, — где Таня?

— Ушла к каким-то друзьям, — недовольно сообщил Борис и они пошли на кухню к девочке, которая одиноко сидела на стуле, уставившись в одну точку. Она вообще понимает, где она, что с ней? Вид Люси говорил о том, что нет.

— У ее лучшей подруги такое горе, а она у друзей… Ну Татьяна… — вздохнула Антонина и поставила чайник.

— С ней что-то случилось, — заметил с деланным беспокойством Борис и сел на стул напротив Люси, продолжая внимательно изучать ее, — вдруг она попала к плохим людям? А может влюбилась?

— Хочу в это верить, — призналась Антонина и приобняла Люсю за плечи.

— Как ты, девочка моя? — заботливо спросила она, погладила ее по волосам очень нежно и осторожно. Люсе вспомнились давно оставшиеся в прошлом прикосновения матери, ее ласка и тепло и ей стало еще более тоскливо. С огромным трудом она заставила себя ответить тихим, охрипшим от слез голосом:

— Все хорошо… Спасибо…

«Какой ангельский голосок!» — подумал Борис. Этот голос подкинул дров в костер его желания, разгоравшегося все сильнее и сильнее. Эта девочка просто ангел, какое-то неземное чистое и эфемерное существо! Она как будто светится, очищенная ее страданиями, а эти серые глаза… Гневные дождливые небеса! Какое смирение, покорность и послушание в этом скорбящем лике… Не то, что эта маленькая дрянь Таня, вся прогнившая и утонувшая в пороке и тянущая его за собой. Искушение, которое столько лет маячит перед глазами, чтобы низвергнуть его в ад за неспособность противиться ему.