За чужие грехи

Они некоторое время полежали в темноте, ничего друг другу не говоря. Люся слушала как тяжело и судорожно дышит Таня, а потом уловила среди ее дыхания всхлипы и, заставив себя победить отвращение, обняла девушку за костлявые плечи и погладила по мокрым волосам. Таня плакала все сильнее и сильнее и, кажется, уже не замечала присутствия подруги. Люсе хорошо было знакомо такое состояние, она слишком привыкла к нему за последнее время и слезы стали привычным делом. Когда ты остаешься в мире наедине со своей болью, ты не замечаешь ничего вокруг и не хочешь замечать. У тебя есть боль и она сильнее всего, сильнее даже ненависти.

— Как давно это происходит? — зачем-то спросила Люся.

— Года два… или три… — Таня запнулась, потому что поняла, что уже запуталась во времени. Ей казалось, что это унижение продолжается целую вечность, но на самом деле вечность эта длилась несколько лет. Самых страшных лет в ее жизни.

— Почему ты ничего мне не рассказывала? — вырвалось у Люси и Таня уловила в ее голосе плохо скрытую обиду, словно они снова были лучшими подругами.

— Это мой крест и я не хочу перекладывать его на чужие плечи, — объяснила девушка.

— Это не крест. Это чужая похоть! — воскликнула Люся как-то слишком громко и, отпустив ее, села на кровати, глаза ее горели в темноте, а по щекам текли слезы, — почему мы должны платить за чужие грехи, Таня!? За чужую похоть, за чужую глупость! Ну почему?! Какое они имеют право использовать нас для исполнения своих омерзительных желаний?! Да какое они имеют право…

— Тише-тише, — испуганно прошептала Таня, обернувшись на темный проем двери, она боялась, что отчим их услышит. Что-то насторожило ее в словах девочки. Она откинулась на подушку и попыталась понять что.

— Кто они? — глухо осведомилась она, ей было как-то не по себе, — он сделал тебе что-то?

Люся сначала не поняла о ком она говорит, потому что с Таней они сейчас думали о разных людях, но все-таки сообразила.

— Нет. Но Кир… — нерешительно пролепетала она, и собиралась уже излить из себя новую гневную речь, как Таня вдруг попросила ее:

— Оставь его в покое.

— Не за что! Он угробил мою сестру, — упрямо заявила девочка.

— Ты сама угробила свою сестру, — вдруг изрекла Таня совершенно спокойным голосом, словно говорила о чем-то обычном и каждодневном, — потому что не желала ее понять. Если бы ты прислушалась к ней, она бы не сделала того, что сделала. Люся, ты сама виновата и не пытайся переложить вину на чужие плечи…

— Да что ты такое несешь!? — в слезах перебила ее девочка и потрясла за ворот ночной рубашки, — как ты можешь так говорить!?

— Тише, — только и ответила Татьяна, — или хочешь, чтобы сюда явился отчим?

Она стряхнула руки Люси и легла на край кровати подальше от нее, накрывшись одеялом с головой. Больше они не разговаривали по душам. Не этой ночью. Никогда.

Стена, которую той дождливой ночью возвела Люся, теперь возросла до небес, навсегда сделав их совершенно чужими людьми.

Утром стало теплее и выпавший накануне снег начал таять и ледяные капли сползали по запотевшим стеклам. Таня проснулась под звук капели и ей показалось, что сейчас весна и ей лет десять и она выбежит на улицу, чтобы побыстрее прийти к дому Люси и позвать сестер гулять. И они будут так смешно ругаться из-за того, что маленькая Люся не хочет одевать шапку и в чем-то она права. На улице уже тепло, хотя еще не настолько… По асфальту бежали многочисленные ручейки, в которые подруги отправляли неумелые кораблики, которые им помогал сделать Миша. А следом нелепые послания, веря, что если вода унесет их прочь, то они обязательно сбудутся. Таня плохо помнила, что она тогда писала на скомканных листках бумажки, но желание Наташи прочно врезалось ей в память «я хочу любовь, как в книжках».

Таня грустно улыбнулась и прогнала эти мысли.

Только когда она оделась и пришла на кухню, она вспомнила ночной разговор с Люсей и поняла, что не обнаружила ее дома.

— А где Люся? — спросила она у Бориса, который с отсутствующим видом читал газету и делал вид, что впервые слышит это имя и впервые видит саму Таню. Он нахмурился, отложил газету и внимательно посмотрел на нее.

— Ушла, — бросил он. От его взгляда ей стало как-то неуютно и она отвернулась к окну.

— Куда это?

— Не знаю, — отчим передернул плечами, — не отчиталась. Ненормальная какая-то она.

Тане очень хотелось сказать, что она считает его ничуть не более нормальным, чем девочка, но она промолчала, наученная горьким опытом, что конфликты сами найдут ее и лучше не искать этой встречи самой.

Неприятное молчание, висевшее между ними нарушил звонок телефона. Борис и не почесался взять трубку и ответила как всегда Таня.

— Здравствуйте… Можно Таню? — она с удивлением услышала на том конце провода взволнованный голос Владимира. Ей стало грустно.

— Можно, — ответила она.

— Таня, это ты? Что с тобой? Что он с тобой сделал? — Таня испугалась и накрыла трубку ладонью, чтобы Борис ненароком не услышал, что говорит Владимир. Она прикусила губу, подумала немного и сказала нарочито веселым и бодрым голосом:

— У меня все хорошо!