За чужую свободу

– Кто бы я ни был, – начал он решительным голосом, – здесь за меня не дадут и пфеннига. Знай это. А если ты выведешь меня – я торговаться не буду…

– Если я погибну, – продолжал Копф, – кто позаботится о моей дочери и маленькой внучке? Ведь я одна опора у них. Они теперь сидят в Заале да меня поджидают.

Копф притворился, что вытирает глаза при воспоминании о воображаемой дочери и внучке.

Незнакомец, видимо, понял это и, усмехаясь, сказал:

– Ну, что ж, если надо, обеспечь еще свою бабушку. Это твое дело… Сколько? – решительно закончил он.

Копф забрал побольше воздуха и словно выпалил:

– Тысячу прусских марок золотом!

Он даже глаза зажмурил. Секунда молчания показалась ему бесконечной.

– Очень хорошо, – спокойно ответил молодой человек, – ты получишь их.

– А задаток? – жадно спросил Копф.

Молодой человек вынул из кармана увесистый кожаный мешочек и высыпал его содержимое на стол.

– Вот, – сказал он, – десять австрийских двойных дукатов и десять русских империалов. Остальное получишь во Фрейберге.

Копф дрожащими руками пересчитал монеты. Теперь он уже не сомневался, что перед ним русский боярин. Кто, кроме русского, может так безумно швырять деньги?

– Хорошо, – сказал он, – кто бы вы ни были (Копф перешел на почтительное» вы»), – я постараюсь проводить вас. Я надеюсь, что это мне удастся. Мы выйдем ночью.

– Решено, – произнес молодой человек, – а я отдохну.

С этими словами он лег на стоящую в углу постель и скоро, по – видимому, заснул.

Старик долго всматривался в его лицо. Его мучило любопытство, но не было возможности удовлетворить его. Под столом он увидел оброненный незнакомцем платок. Он тихонько поднял его и начал внимательно рассматривать.

Платок был тонкий, хорошего полотна. В углу платка виднелась корона и под ней монограмма» Л. Б.». Копф покачал головой и осторожно положил его на кровать рядом со спящим. Потом отошел в угол, раскрыл сундучок, вынул из него кожаную куртку, такие же штаны и пару старых пистолетов. С наступлением темноты молодой человек проснулся. Копф был уже готов. Сон, видимо, подкрепил молодого человека.

– Пора? – спросил он.

– Скоро, скоро, – ответил старик, – мы еще успеем закусить.

Он подал хлеб, сыр и кувшин пива. Не торопясь они закусили, выпили, выкурили по трубке и поздним вечером вышли в опасный путь…

Буквы на платке верно указывали имя владельца. Этот молодой крестьянин был князь Левон.

Он сам ясно не понимал, как ему удалось спастись. Когда после битвы он впервые пришел в себя, он увидел себя в маленькой полутемной комнатке, похожей на чулан. В углу словно кто-то копошился.

– Кто там? – спросил Левон по – русски.

– Славу Богу, вы пришли в себя, господин офицер, – услышал он ответ на немецком языке

Тогда Левон произнес по – немецки:

– Скажите, где я?

Чья-то рука отдернула от окна занавеску, и Левон увидел молоденькую девушку, бедно, но чисто одетую.

Левон сделал движение и застонал от боли. Ему показалось, что на всем теле его нет ни одного живого места.

– Ради Бога, тише, – продолжал тот же голос, – вам вредно всякое движение. Погодите, я сейчас сяду около вас и все вам расскажу.

Она налила стакан молока, поставила рядом с ним на табуретку и сама села на стул около кровати.

У нее было милое, чистое лицо с темными глазами. Темно – русые волосы были заплетены в две косы.

– Ну, теперь слушайте, – начала она. – Вы в селе Земме, в двух милях от Дрездена, в квартире сельского учителя Отто Циммера, у которого есть дочь Мария, – это я. Теперь я расскажу, что знаю про вас. Вас провозили здесь вместе с раненым французским офицером французские санитары. По дороге сочли вас мертвым и поручили лестным жителям похоронить вас, непременно в вашем мундире. Они осмотрели ваш бумажник и велели хранить его на всякий случай, если потом найдутся ваши родные. Мой отец присутствовал при этом. Когда они уехали он увидел, что вы живы. Тогда он перевез вас к себе, и Бог помог нам, – с чувством закончила она, – вы пришли в себя. Это было двадцать восьмого августа.

– А сегодня? – слабым голосом спросил Левон.

– А сегодня пятнадцатое сентября, – ответила Мария. – Но теперь довольно. Выпейте молока и постарайтесь заснуть.

Она встала.

– Благодарю, я русский офицер, и моя фамилия Бахтеев, – тихо сказал Левон, закрывая глаза.

С этого дня его выздоровление пошло быстрым ходом. Рана в плечо заживала. Главная опасность была вызвана страшным ударом по голове. Голова не была разрублена. Удар был нанесен, должно быть, банником. Можно было ожидать воспаления мозга, но теперь опасность миновала.

– Уж как мы боялись, – рассказывала Мария, – чтобы к нам не заглянули баварцы или виртембержцы. Французы – те ничего. Но эти едва ли пощадили бы вас, а вместе с вами и нас за укрывательство. А вы как нарочно все время бредили по – русски, господин Бахтеев.

– Я бредил? – спросил Левон, – о чем же?

– Мы не понимаем по – русски, – покраснев, ответила Мария.

– Но я же называл кого-нибудь? – допытывался Левон

– Вы часто повторяли одно женское имя, – тихо и смущенно ответила Мария, – но я не помню его, – торопливо добавила она.