За чужую свободу

Но Герта не была бы женщиной, если бы ее изредка не тревожила мысль, не очень ли обезобразила она себя и как взглянет на нее теперь этот красивый русский офицер?

IV

В просторной комнате, с окнами, выходившими в сад, у стола в глубоком мягком кресле сидел главнокомандующий союзными армиями светлейший князь Кутузов – Смоленский. На нем была теплая серая куртка с фельдмаршальскими погонами, украшенная Георгиевской звездой. Ноги фельдмаршала, укутанные меховым одеялом, покоились на высокой подушке. Одутловатое желтое лицо князя с отвислыми щеками и тройным подбородком имело болезненный и угрюмый вид. На широком львином лбу резко легла между бровей глубокая складка. Только единственный глаз светился по – прежнему затаенной, глубокой невысказанной думой…

С каждым днем фельдмаршалу становилось хуже. Он не испытывал никаких страданий, но силы его быстро таяли. Он с большим трудом уже мог подниматься с кровати или кресла. Он угасал заметно для всех окружающих. Но острый и проницательный ум его не мерк. Старый воин даже с ложа смерти зорко следил за событиями… Но он был одинок. С ним считались теперь только для вида.

На другом конце стола, окруженный бумагами, сидел молодой генерал в мундире с Аннинской звездой и Георгием в петлице. Это был любимец светлейшего, его бывший ученик в сухопутном кадетском корпусе, а теперь адъютант и помощник начальника его штаба, Карл Федорович Толь.

Бледное лицо Толя было гладко выбрито. Высокий кок надо лбом искусно взбит, височки ровно зачесаны вперед. Новый мундир застегнут на все пуговицы. В этом отношении Толь старался подражать императору, которого никто, даже в походе, при всех неудобствах военной жизни, не видел в неряшливом виде. Между тем Толь не был штабным франтом. Он прошел суровую боевую школу, начиная с итальянского похода бессмертного Суворова, где он сумел заслужить похвалу великого вождя и дружбу» не знавшего страха» Милорадовича, и кончая компанией минувшего года.

Толь сидел неподвижно, не прерывая молчания. А фельдмаршал не отрываясь смотрел на лежавшую перед ним на столе карту, и его старческие губы шевелились, словно он что-то шептал.

Из соседних комнат доносился гул сдержанных голосов, в открытые окна врывался заглушённый шум улицы за садом.

– Да, – произнес словно про себя фельдмаршал, откидываясь на спинку кресла, – пора остановиться.

– Что изволите сказать, ваша светлость? – спросил Толь, наклоняя голову.

Кутузов взглянул на него и, слабо ударяя обессиленной рукой по карте, раздраженно произнес:

– Ну да, конечно, перейти Эльбу легко!.. Да как вернуться? С рылом в крови!.. Вперед! Вперед! – продолжал он. – Освободили Берлин – угодили немцу, да кой черт в этом! Да их Блюхеру вахмистром быть, а не армией командовать… Этот генерал» вперед»… А я бы ему по… – Он тяжело перевел дух, потом закрыл глаза и коротко приказал: – Пиши, графу Витгенштейну.

Толь наклонился над столом и написал титул бумаги.

– Когда маршал Ней двинется к Дрездену из Франконии, – медленно диктовал фельдмаршал, – тогда, без всякого сомнения, корпус, концентрированный около Магдебурга, сделает диверсию на Берлин. В сем случае, не обращая на сие движение никакого внимания, извольте помышлять только о соединении с Блюхером и с главною нашей армией. Отделясь же от Дрездена, ослабите в сем месте силы наши так, что неприятель будет в состоянии прорваться чрез Эльбу и открыть сообщение с Варшавским княжеством. Оставя же Берлин несколько и на воздухе, удержите нашу главную операционную линию.

Кутузов замолчал.

– Король прусский не согласится оставить свою столицу» на воздухе», – заметил Толь, – его величество тоже.

– Тогда припиши: «Прусский двор сам видит необходимость сего», – спокойно добавил Кутузов.

Толь с удивлением взглянул на старого фельдмаршала, но не посмел задать вертевшийся на языке вопрос.

В это время на пороге показался молоденький адъютант и доложил:

– Лейб – медик его величества короля прусского профессор Гуфеланд просит позволения войти к вашей светлости.

Кутузов промолчал, пожевал губами и потом произнес с легкой иронией:

– Что ж, пусть войдет. Не будем обижать нашего дорогого союзника.

Адъютант исчез и через минуту пропустил в комнату человека в длинном черном сюртуке, с холодным важным лицом, с острыми, блестящими глазами.

Он низко поклонился фельдмаршалу.

– Как чувствует себя ваша светлость? Его величество очень обеспокоен.

– Его величество очень добр, – ответил Кутузов. – Я чувствую себя прекрасно, дорогой профессор. Ваши порошки действуют чудесно.

Гуфеланд взял стул и сел рядом с фельдмаршалом. Несколько мгновений он пристально глядел в лицо князя, потом попробовал его пульс и наконец сказал:

– Лихорадка еще не прошла, но она пройдет. Будем продолжать. Ваша светлость одержит еще не одну блистательную победу… Я пропишу вам еще микстуру

Гуфеланд подошел к столу и начал писать рецепт. Кутузов следил за ним, и легкая полупечальная, полунасмешливая улыбка скользила по его пухлым губам. Гуфеланд кончил и встал.

– Вечером я еще навещу вашу светлость.

Кутузов кивнул головой.