За чужую свободу

Бахтееву не хотелось, да, пожалуй, он и не мог бы передать то сложное чувство, какое он унес в своей душе после свидания со старым вождем. Это чувство бесконечной, благоговейной грусти, тайного страдания о невозвратном славном и блестящем прошлом, грызущей бессмертной мысли, старой, как мир, о тленности земного, предчувствие утраты и страх грядущего. Чувство невыразимое, похожее на то, которое иногда безотчетно наполняет душу в час вечерней зари после блистающего дня…

Бахтеев коротко ответил:

– Ничего особенного. Он расспрашивал о дяде…

– А как его здоровье? – интересовался Новиков.

– По – видимому, он нездоров, – неохотно ответил Левон.

– О, он давно хворает, – вмешался Зарницын. – Это всегда с ним бывало, когда он чем недоволен. А теперь, говорят, у них все контры с главной квартирой государя.

– Может быть, – отозвался Левон.

– А я вот что узнал, – переменил разговор Зарницын, – завтра главная армия выступает в поход. Государи тоже едут.

– Тем лучше, – отозвался Левон, – поедем и мы.

– А сегодня надо нам поблагодарить наших дорогих хозяев, – продолжал Зарницын, – и хорошенько угостить их.

– И то, – заметил Новиков, – какое свинство. Едим, пьем. А ведь они люди бедные.

– Мне показалось, что дочь обиделась, когда я заговорил о плате, – сказал князь.

– Все же надо как-нибудь уладить, – произнес Новиков.

– Ну, ладно, – сказал Зарницын, – вы там улаживайте, а я полечу в полк, – узнаю, что и как, и часа через два вернусь, по дороге захвачу провианта, пришлю своего Яшку помочь по хозяйству, и сделаем отвальную. Прощевайте пока, братцы, – и, сделав под козырек, Зарницын свернул в боковую улицу.

Новиков и Бахтеев, каждый полный своих мыслей, молча дошли до дома.

VII

Герта сидела на маленькой скамеечке у ног отца, прижавшись к нему головой, а старый Готлиб гладил ее короткие кудри, и в глазах его стояли слезы, но лицо сияло гордостью и любовью. Никогда эта золотистая головка не была ему дороже и милее…

– Маленькая моя Герта, милая моя девочка, – шептал он.

А Герта, счастливая и оживленная, целовала его морщинистую руку и повторяла:

– Как я рада, как легко я себя чувствую! Твоя скрипка цела! Какое счастье!

В первый момент Готлиб не узнал своей дочери, но когда Герта бросилась к нему, молча показала заветное железное кольцо, старик все понял и заплакал от умиления и гордости…

– А ты и поверил, – весело говорила Герта, – что я пойду за работой к этому Мальцеру? Да, жди от него работы. Он дрожит над каждым грошем…

Она весело смеялась. Потом, как будто ничего не случилось, побежала по хозяйству, потом опять прибежала и села у ног отца.

– Теперь можно и отдохнуть, – сказала она, – будем ждать наших гостей.

Старик продолжал гладить ее голову.

– Ты теперь совсем мальчик, – любовно сказал он.

– Ах, – вздохнула Герта, – я бы и на самом деле хотела быть мальчиком. Я бы поступила в ландвер, как Фриц. Хотя, – задумчиво добавила она, – отчего нельзя поступить в ополчение и женщине. Мне Новиков говорил, что у них в армии есть женщина – герой, какая-то Дурова. Что она долго служила, участвовала во многих сражениях, пока узнали, что она женщина. Сам император отличил ее.

Готлиб с беспокойством сказал:

– Она, должно быть, сильная и крепкая, а ты совсем ребенок.

Герта ничего не ответила, задумчиво глядя в окно.

– А вот и наши гости, – вся вспыхнув, воскликнула она. – Я пойду.

Она вскочила и выбежала из комнаты.

Новиков сразу прошел к себе наверх, предоставив князю поговорить со стариком относительно уплаты. Бахтеев вошел к Готлибу.

– Добрый день, дорогой хозяин, – произнес он.

– Добрый день, – ласково ответил старик. – Ну, что нового?

– Новости есть, – продолжал князь, садясь против Гардера, – завтра мы выступаем.

– Уже – с искренним сожалением проговорил Готлиб. – Это нам грустно, – но что же делать!

– И я пришел к вам, дорогой господин Гардер, – продолжал князь, беря старика за руку, – поблагодарить вас за ваше гостеприимство, за ваше отношение к нам. Мы никогда не забудем этого.

Растроганный старик пожал руку князю.

– О, об этом не стоит говорить, – сказал он, – мы исполнили свой долг.

– Но, – несколько запинаясь, начал князь, – кроме нашей сердечной, глубокой благодарности, между нами есть еще маленькие счеты. Вы не откажете покончить их. Мы бы не хотели быть вам в тягость. Жить теперь очень трудно…

Старик понял и сделал протестующий жест рукой.

– Нет, нет, – с достоинством произнес он, – никаких подобных счетов! Вы не захотите обидеть нас, князь, и не предложите нам денег за наше родственное отношение к вам!

– Дорогой господин Гардер, – настаивал князь, – Никакими деньгами нельзя заплатить за ваше внимание, за заботы вашей дочери, мы сознаем это. Но ведь можно заплатить за наш» фураж», – смеясь, закончил он.

Старик покачал головой.