За чужую свободу

Было решено, что Герта поедет в Карлсбад и будет жить там до заключения мира, который, конечно, как это бывает всегда, последует за перемирием. А Новиков возьмет отпуск, заручится пропуском, что, конечно, не представит затруднений, и проедет в Лейпциг за старым Гардером. А потом… потом ничего, кроме бесконечного счастья…

Так они мечтали!

Никогда так радостно не сияло для Новикова солнце, как в этот чудесный летний день, когда он ехал рядом с Гертой впереди своего маленького отряда.

Рыцарь бежал у самого стремени Герты, а Ганс, с которым уже познакомился Новиков, ехал за ней.

Рядом с Новиковым ехал и д'Обрейль. Юноша был счастлив и весел. Он не находил слов благодарности своему молодому спасителю господину Гардеру и без умолку рассказывал о себе и о своем императоре. Он еще не кончил Бриенской школы, той, в которой учился сам император. У него есть мать и отец, сенатор, и маленькая сестра Люсьена. Отец и мать сами благословили его на войну для защиты императора и Франции! Слова юного д'Обрейля дышали страстным обожанием своего императора. За дело при Бауцене 14–й полк причислен к молодой гвардии, но он не успел еще поставить на каску императорского орла.

Русских все любят и считают ошибкой императора его поход в Россию. Сам император любит русских и царя Александра, но зато все они ненавидят немцев, таких наглых в случае успеха и таких лакеев при неудаче. В своем увлечении юный француз забыл, что его спаситель тоже немец, но Новиков рассеянно слушал его, а Герта, не знавшая французского языка, не понимала его слов, да едва ли и замечала его, смотря сияющими глазами на Новикова. Не все ли ей равно!

Забежавший вперед Рыцарь вдруг остановился на середине дороги, залаял, зарычал и с опущенным хвостом и ощетинившейся спиной остановился.

– Он чует врага, – сказала Герта.

Но не успела она сказать этих слов, как на дорогу, через канаву, отделяющую ее от леса, перескочили несколько всадников и стали поперек дороги…

Впереди на огромной рыжей лошади сидел молодой офицер в темно – зеленом мундире с шитым золотом воротником. Он держал в руке обнаженную саблю.

– Но это баварские кирасиры! – воскликнул д'Обрейль.

– Стой! Кто идет? – крикнул офицер, поднимая саблю.

– Русский отряд, – подъезжая, ответил Новиков.

Д'Обрейль подъехал с ним рядом.

– Как вы могли очутиться по эту сторону Эльбы? – резким голосом продолжал офицер, злобно поглядывая на русских. Его худощавое лицо с большим хищным носом имело угрюмое и дерзкое выражение.

Новикова раздражал этот тон. Герта испуганно глядела на его побледневшее лицо. Д'Обрейль настолько знал немецкий язык, чтобы понять, о чем говорил офицер.

– Мы только ночью узнали, что заключено перемирие, – сдерживаясь, спокойно ответил Новиков.

– Прошу вас не задерживать отряда, – на ломаном немецком языке произнес несколько высокомерным тоном д'Обрейль.

Этим тоном офицеры непобедимого императора привыкли говорить с немецкими офицерами.

– А как вы попали сюда? – спросил баварец на скверном французском языке, смягчая тон при виде формы французского офицера.

– Мне кажется, это не может интересовать вас, – холодно ответил д'Обрейль, – и надеюсь, что вы не задержите нас.

– Вас – нет, но не этих господ, – сказал баварец, указывая рукой на Новикова.

– Что это значит! – закричал Новиков. – Вы не смеете задерживать меня с отрядом!

– Вы, по – видимому, партизан? – спросил офицер, не отвечая.

– Да, я партизан! Довольны ли вы? Теперь посторонитесь, – наезжая на офицера, сказал Новиков.

Д'Обрейль не отставал от него.

– Оставьте этот отряд, я предупреждаю вас, вы свободны, – обратился к нему баварец.

– Я не позволю вам мешать им, – закричал д'Обрейль.

– Тем хуже для вас, я по крайней мере предупреждал, я исполняю приказ императора Наполеона, – произнес баварец, – а вам, – повернулся он к Новикову, – я должен сказать, что перемирие существует для всех, кроме вас, и что вы и все вам подобные разбойничьи шайки, вместе с майором Люцовым, объявлены, по повелению императора Наполеона, вне закона! Вы мой арестант.

– Это ложь! – крикнул д'Обрейль.

– Вы шутите, мой милый, – со сдержанной яростью ответил Новиков, – я даю вам одну минуту сроку очистить дорогу.

– Слишком много, – насмешливо ответил баварец и, быстро вынув свисток, пронзительно свистнул.

В ту же минуту лес словно ожил, – и справа, и слева, и спереди, и сзади, вдоль канав и по опушке леса, преграждая и отрезая пути, показались кавалеристы.

Новиков огляделся. Потом перевел взгляд на мрачно – суровые лица своих казаков, опустивших страшные пики, наконец остановил глаза на бледном лице Герты.

Она была очень бледна, но улыбалась ему и глядела на него любящими, покорными глазами. Если д'Обрейль сомневался раньше, то теперь, взглянув на ее лицо, убедился, что перед ним женщина. Он тронул лошадь и закрыл Герту. Два его солдата, словно поняв его, стали за ней, а Ганс – справа.

– Сдаваться нельзя, – прошептала Герта, – они все равно расстреляют вас…

– Я останусь с вами во что бы то ни было, – быстро сказал д'Обрейль.

– Я буду защищаться, – спокойно сказал Новиков, – я не дамся живым этому мерзавцу.