За чужую свободу

Они незаметно дошли до Пале – Рояля и тут убедились, что Париж не спит, что его сердце сильно бьется. И сад, и галереи были переполнены народом. Никогда ничего подобного ни Новиков, ни Левон не видели, и то, что смутно представлялось им, когда они читали о революционных собраниях, показалось им бледной копией действительности. Они были ошеломлены и оглушены этими свободными, страстными речами и переходили от группы к группе. Но они не могли не заметить, что, узнавая их мундиры, к ним относились с удивительной вежливостью и предупредительностью. Толпа везде давала им дорогу и пропускала вперед.

Высокий, длинноволосый молодой человек, размахивая круглой шляпой, призывал всех истинных республиканцев стать под знамена свободы и требовать республики! Он призывал кровавые тени Марата и Робеспьера, говорил о равенстве и братстве, В другой группе господин в синем фраке с белой перевязью на левой реке прославлял Бурбонов, почти после каждой фразы крича охрипшим голосом: «Vive les Bourbons! Vive le roi Louis XVIII!«Ему шикали и свистели. Императорский карабинер, с седыми усами, с ленточкой Почетного Легиона, с одной рукой, кричал о победах императора и призывал к верности ему и грозил его врагам! Окружавшая его толпа восторженно аплодировала и ревела: «Vive l'empereur!»

Шум стоял невообразимый.

– О, какое счастье жить в свободной стране! – прошептал Левон, сжимая руку Новикову.

– Подожди, – усмехнулся он, – дай время сесть на трон Людовику.

Пробираясь в толпе, друзья дошли до гостеприимно раскрытых дверей кафе, откуда неслись восторженные звуки» Марсельезы».

– Зайдем, – предложил Левон.

Едва они переступили порог, как их встретили восторженные возгласы: «Vive la Russie! Vive Alexandre!«Друзья сняли кивера и громко крикнули:

– Vive la France!

Десятки рук потянулись к ним с бокалами.

Но вдруг в зале произошло движение, наступила мгновенная, враждебная тишина.

Бахтеев обернулся и сразу понял ее причину. В открытых дверях показались мундиры прусских гусар, и сейчас же раздался дерзкий голос, произнесший с сильным немецким акцентом:

– Найдется ли в этой трущобе хорошее вино?

Вслед за этим возгласом, гремя саблями и бесцеремонно расталкивая толпу, появились два офицера. Бахтеев не мог разглядеть их лиц. Немецкие офицеры подошли к столу, сели, и один из них снова крикнул:

– Мы спрашиваем вина! Скоро ли подадут его?

Оба офицера были заметно пьяны. Никто не ответил им.

– Оглохли здесь, что ли, черт возьми! – крикнул офицер, ударяя кулаком по столу.

– Для убийц и грабителей здесь нет вина! – раздался из толпы чей‑то голос.

Офицер быстро обернулся и вскочил. Бахтеев узнал его. Это был барон фон Герцфельдт. Толпа с угрожающим видом двинулась на него. Тогда Левон сделал шаг вперед.

– Постой, – остановил его за руку Новиков.

– Оставь меня, – резко сказал Левон, – я предпочитаю драться с ним, чем защищать этого негодяя от порядочных людей. А это должно случиться. Ведь, к сожалению, он наш союзник, и я не мог бы его оставить…

Левон быстро подошел и сказал по – немецки:

– Я очень рад встрече с вами, барон. Надеюсь, вы не забыли старого долга?

Герцфельдт взглянул на него и весь вспыхнул.

– Я к вашим услугам, – ответил он.

Посетители с жадным любопытством смотрели на офицеров. Они не понимали слов, но понимали смысл происходящего.

– Сейчас! – произнес Левон.

– Я готов, – ответил Герцфельдт. – Вот мой секундант.

– А вот мой – ротмистр Новиков.

– Ротмистр Вегнер.

Офицеры поклонились друг другу. Теперь уже для всех стало ясно, что речь идет о дуэли.

Офицеры вышли среди общего молчания. Французы были слишком рыцари, чтобы перед поединком нарушать душевное равновесие одного из бойцов.

– Куда же мы пойдем? – выйдя из кафе, спросил Левон.

Выбежавший из кафе вслед за ними подросток, истинное дитя Парижа, желавший посмотреть, как русский боярин проучит пруссака, вывел их из затруднения.

– Здесь, милостивый государь, здесь, – подбежал он к Новикову, указывая на узкий переулок.

Он привел их к калитке, и, переступив ее порог, они очутились на небольшом заднем дворике того же кафе.

– Здесь будет отлично, – проговорил Левон.

Луна ярко светила. При лунном свете лицо Левона было еще бледнее обыкновенного, брови были нахмурены, и лицо имело угрожающее выражение. Нельзя было и думать о примирении. Взволнованный Новиков понял это. Высокий, массивный. Герцфельдт спокойно стоял в сознании своего превосходства, с пренебрежением глядя на тонкую, хрупкую фигуру противника.

Секунданты поставили противников. Мальчишка прижался к забору.

– Начинайте, – по – французски скомандовал Новиков.