За чужую свободу

– Идем наверх. Главнокомандующий сейчас примет вас, – сказал он.

Наверху их встретил тот же адъютант, приятель Семена Гаврилыча, поручик Рощин.

– Подождите минутку. Сейчас я доложу о вас генералу Толю, – произнес он.

Прошло еще несколько минут. Рощин вернулся и провел их в соседнюю комнату. Там их встретил Толь.

Он очень любезно поздоровался с молодыми людьми и осведомился, чего именно они желают.

– Мы хотим поскорее попасть в действующую армию, в какой‑нибудь передовой отряд, – ответил Бахтеев.

– А, ну что ж, это нетрудно, – сказал Толь, – вы, я вижу, оба кавалеристы, – добавил он, окинув их взглядом.

– Да, ваше превосходительство, – ответил Новиков, – и если возможно, мы хотели бы получить назначение в один отряд.

– Низус и Эвриал, – улыбнулся генерал.

– И потом, ваше превосходительство, – добавил Лев Кириллович, – мы бы просились в состав отряда, находящегося под командой русского генерала.

Толь недовольно поморщился.

– Это я не понимаю, – сухо сказал он. – Мы сражаемся за одно дело, и мы все братья. Его величество не одобряет подобных чувств своих офицерах.

Бахтеев молчал.

– Впрочем, – снова начал генерал, – это пока еще не представляет затруднений.

Он подошел к столу и наклонился над развернутыми листами.

Несколько минут он рассматривал их, словно соображая.

– Отлично, – сказал он наконец, – вы хотите вперед? Мы вас назначаем в корпус Винцингероде, в бригаду генерала Ланского, в Сумский драгунский полк. Это вас устраивает?

Молодые офицеры поклонились.

– Рощин, – обратился Толь к молодому адьютанту, – заготовь приказ.

В эту минуту из кабинета фельдмаршала вышел дежурный офицер и произнес:

– Здесь ли князь Бахтеев? Его светлость желает принять его.

– Я, – ответил Лев Кириллович.

– Пожалуйте, – любезно проговорил офицер, приоткрывая дверь.

С чувством невольной робости, несвойственной его характеру, Бахтеев переступил порог кабинета. Дверь за ним затворилась. Он сделал шаг вперед и почтительно поклонился. Он давно, чуть ли не с самого Смоленска, не видел Кутузова и теперь был поражен его болезненным видом. До сих пор все слухи о болезни фельдмаршала он склонен был считать интригой со стороны его врагов, всеми силами старавшихся доказать, что старый фельдмаршал уже не годится в вожди. Но теперь он сам увидел и почувствовал, что этот старец уже стоит на краю могилы.

Кутузов поднял на него безучастный, утомленный взор.

– Ты князь Бахтеев, племянник Никиты Арсеньевича? – спросил он.

– Да, ваша светлость, – ответил Лев Кириллович.

– А, ну, здравствуй, – продолжал Кутузов, – мы большие друзья с твоим дядей, подойди ко мне. Ближе!

Лев Кириллович подошел вплотную к креслу фельдмаршала.

– Дай обнять тебя, – с чувством произнес он, – ты словно гость залетный из стран моей молодости.

Он обнял склонившегося к нему Льва Кирилловича и поцеловал его в голову.

– Ну, Христос с тобой, – начал Кутузов, – я получил письмо от князя Никиты. Он пишет, что ты молодец, да это и сам я знаю. Этих крестиков я даром не давал, – он кивнул на Георгиевский крест, белевший в петлице Левона. – Ну, что старик? Как живет? Чай, не такая развалина, как я?

Левон ответил, что дядя вполне здоров и даже несколько месяцев тому назад женился.

Слабая улыбка промелькнула в лице князя.

– Ах, он злодей! Не забыл прежних авантюр, – произнес он. – На ком же?

Левон сказал.

– И, поди, хороша? – даже несколько оживляясь, спросил князь.

Старый фельдмаршал питал слабость к красивым женщинам.

– Ее находят красавицей, – ответил Левон, невольно побледнев, до такой степени ярко промелькнуло в его воображении прекрасное лицо Ирины.

– Эх, эх! – тяжело вздохнул фельдмаршал, – суета сует и всяческая суета, – в горьком раздумье, как бы про себя произнес он.

Минутное оживление исчезло с его лица, и оно вновь приняло утомленный, болезненный вид.

– Да, – вдруг сказал он, – так оставайся при мне пока…

– Ваша светлость, – быстро ответил Левон, – я уже записан генералом Толем в Сумский драгунский полк.

– А, вот как, – тихо сказал фельдмаршал. – Ну, что ж, с Богом. Будешь писать дяде – поклонись от старого друга… Ну, с Богом, – повторил он.

Он снова обнял Левона и перекрестил его. У порога Левон обернулся и в последний раз взглянул на старого вождя.

Кутузов смотрел прямо перед собой и, казалось, уже забыл о самом существовании Левона. Он словно во что‑то вглядывался, что смутно и неопределенно рисовалось перед ним вдали.

Левон вышел на цыпочках, словно из комнаты умирающего, с тяжестью в сердце и с ощущением непривычного, странного щекотанья в горле.

– Ну, слава Богу, – с облегчением произнес Новиков, выйдя на улицу, – можем сказать: «ныне отпущаеши»… А о чем говорил с тобой фельдмаршал?