За день до полуночи

Что-то поздновато они, подумал он. Мне казалось, они должны были прилететь раньше. Да, неважно они управляются.

— Осторожно, Пу, — попросила ее из спальни Бет Хаммел.

Но Пу, заинтересованная тем, что самолеты летят так низко, прижалась носом к стеклу, наблюдая за их полетом в направлении горы.

Герман стоял рядом, держа девочку за плечо.

— Что они делают, Герман? — спросила Пу.

— Ох, я не знаю, — ответил он. — Может быть, они решили устроить представление для всех детей в городе, порадовать их своим шумом и помочь снегу быстрее растаять.

— Они похожи на пугала, — заметила Пу. Герман не слушал ее, но внезапно нахмурившись, сказал:

— Давай пойдем в подвал, Пу, хорошо? Захватим с собой твою маму и сестренку и устроим там маленький пикник.

И тут Пу интуитивно, с изумительной проницательностью, часто присущей детям, прокомментировала это событие.

— Герман, — прищурившись, спросила девочка, — эти самолеты прилетели из-за тебя?

— Нет, — ответил охранник. Но он знал, ради кого они прилетели, и знал, что произойдет через короткое время.

— Герман, ты мне нравишься, — сказала Пу, когда он поднял ее на руки. Она подмигнула ему и чмокнула в щеку.

— Ты мне тоже нравишься, Пу.

Сидя в штурмовике А-10, летчик ощущает себя его властелином. Вы на переднем плане, в центре, а весь самолет — крылья, двигатели, рули направлений — все это позади. Вы сидите в самом конце длинной носовой части, в широком и блестящем аквариуме, обращенном к миру, перед вами лишь небольшой кончик этой носовой части. И только вы мчитесь вперед. Вот почему летчики, вроде Лео Пелла, любили эту машину — действительно ты летишь, мчишься в воздухе.

— Дельта-6, я Папа Танго-1, как слышите меня? — спросил по рации майор Пелл; его «Зеленая свинья» возглавляла отряд штурмовиков Танго, который подлетал к горе Саут Маунтин, возвышавшейся впереди, как огромный кусок мороженого.

— Папа Танго-1, слышу вас хорошо, — раздался в наушниках ответ офицера передового поста наведения авиации из группы Дельта.

— Дельта-6, вы хотите, чтобы мы взъерошили эту старую гору?

— Но очень осторожно, только двадцатимиллиметровыми снарядами.

— Это я понял, Дельта, у нас только двадцатамиллиметровые пушки. Всем Танго, я Папа Танго, заряжайте пушки, ребята.

Рука Пелла соскользнула с ручки управления к пульту управления огневыми средствами, расположенному в левом нижнем углу приборной доски. Он щелкнул тумблером, и в верхней части пульта загорелась красная лампочка готовности к стрельбе. Рука майора вернулась на ручку управления, большой палец автоматически лег на маленькую красную кнопку.

Сейчас машина была легче, чем обычно, потому что не имела под крыльями дополнительных подвесок, необходимых при выполнении задачи поддержки с воздуха; не было у неё и тяжелой трндцатимиллиметровой пушки, устанавливаемой в центре фюзеляжа. Вместо этого под крыльями были укреплены две легкие пушки, заставившие так торопиться Лео и его парней.

— Папа Танго, я Дельта-6, как слышите меня?

— Слышу хорошо.

— Лео, задача всем понятна?

— Да, все ясно, Дельта.

— Лео, мне передали, что на вершине горы брезент или что-то вроде этого, а прямо у его края окопы или траншеи. Надо их проутюжить, понял?

— Дельта, мои координаты В09, я вас понял, карта у меня на коленях, а цель вижу визуально.

— Тогда можешь начинать в любое время, Папа Танго.

— Понял вас, Дельта. Отряд Танго, пора. По моему сигналу пятисекундными очередями, максимальная высота 3200, как поняли?

— Следуем за вами, командир, — раздались в наушниках голоса летчиков.

И только шутник Тарновер добавил:

— Ух, Лео, давай зададим жару этому нахалу.

— Не засоряй эфир, Танго-2. — И хотя Лео призывал Тарновера соблюдать режим боевой обстановки, сам он тоже чувствовал в душе настоящее возбуждение. Белая, как головка сахара, гора была уже совсем рядом, вокруг нее обозначились штрихи кукурузных полей, плантации спаржевой капусты, извивались серебристые дороги.

Лео глубоко вздохнул, и его машина, словно неоперившийся птенец, выскользнула из боевого порядка. Несмотря на привязные ремни, конструкцию летного скафандра и тяжесть шлема, он тут же ощутил, как теряются силы притяжения. Довольно специфическое чувство, лучше всего известное, пожалуй, летчикам. Самолет скользил все ниже и ниже по прямой, словно игрок в бейсболе, спешащий в «домик». Он летел, не маневрируя, не уклоняясь от огня, потому что в воздухе никого не было, а стрелкового оружия он не боялся — у его кабины была титановая оболочка.

Все чувства Лео обострились до предела. Он умел и любил стрелять, во Вьетнаме у него была богатая практика. Но чтобы так, из двадцатимиллиметровых пушек палить по каким-то неизвестным людям, в пятнадцати минутах лета от дома! И это ведь даже не война с Россией! Проклятье!