За день до послезавтра

Увидеть и осознать все это заняло у старшего прапорщика секунду. Лейтенанты выскочили из машины, как две пружины, не позаботившись закрыть дверцы или обернуться на него. Он выскочил за ними, побежал вперед. У него была безумная надежда, что его дом, кирпичную многоэтажку, просто не видно через столб серой пыли, дыма и кружащихся хлопьев. Расталкивая людей, прапорщик обежал по широкой дуге остатки общежития бессемейных, пробился через несколько цепочек кидающих друг другу обломки мужчин и женщин, воя, побежал дальше. На него нашло какое-то непонятное косоглазие, и на бегу, задыхаясь и крича от ужаса, он с удивительной отчетливостью видел происходящее вокруг сразу с двух сторон.

Огромный мужчина в военной форме, без фуражки, вопя, роет яму в многометровой куче мусора, на кистях его рук нет ни единого ногтя — они сплошные раны. Обрывок глянцевой цветной фотографии под ногами — половинка какого-то школьного класса, столпившаяся вокруг учительницы. Почему-то много обуви: одиночные ботинки, тапки, туфли, детские сандалики, вразнобой лежащие среди камней. Край бетонной плиты, под которым копаются мужчина и женщина: обломки летят в стороны, на других людей, те что-то кричат, сами ни на секунду не прекращая работу. Еще одна растрепанная женщина визгливо хохочет, обнимая серую от пыли, покрытую ссадинами голую девочку лет шести, стоящую с абсолютно застывшим лицом, как пластмассовая кукла. Увидев это, Судец наддал еще, хотя думал, что не сможет.

Пробившись через еще одну группу, обогнув работающий, рычащий, воняющий сизым дымом экскаватор с седым стариком за рычагами, он выбежал к своему дому. К месту, где утром был дом. Здесь была такая же куча, такие же люди. Мужчины, женщины, старики, подростки — они или стояли оцепенев, некоторые на коленях, или остервенело работали. Копая голыми руками, расшатывая обломки палками и гнутыми арматуринами, а затем выдергивая их из кучи, они пытались пробиться к своим детям, женам, мужьям. Оставленных утром на часы, минуты или десятки минут и теперь лежащих там, внизу.

Здесь тоже стоял гул: тихий, как шепот. Невыносимый для уха. В доме жили многие сотни человек. Мирным воскресным утром сотни были дома: завтракали, выспавшись, убирали квартиры, планировали день. Именно так поступала его жена, умывшая и одевшая девочек, накормившая их, поставившая на стол кружки с дымящимся какао «с зайчиком». Они точно были дома все это время, ждали, когда он вернется. Развозка привезла бы его и других домой после 11 утра, когда машины ушли бы в недолгий учебный полет, конечной точкой которого был другой аэродром, расположенный в 2000 километрах к востоку. Они жили на пятом этаже, погребенном теперь ровно посередине огромной, страшной кучи. И они точно были там, внизу. Сколько из их соседей живо сейчас? Сколько еще живет в треугольных складках бетонных плит? Зажатые со всех сторон, удушаемые сочащимся дымом, с раздавленными ногами и руками? Понимают ли они, что произошло? Для кого-то это могло быть землетрясение, даже конец света. Кто мог подумать, что это так началась война?

Сзади ухнуло: оторвались какие-то обломки из удержавшегося, обломанного поверху здания. Закричали люди. Задыхаясь, прапорщик огляделся. Единственный работающий экскаватор остался позади, у рухнувшей «точки», но его было видно. Его охраняла отдельно отстоявшая от других группа мужчин, и он как-то сразу понял, почему именно. Мысль, понимание заставили прапорщика охнуть. В очаги землетрясений, в Армению и на Камчатку, тяжелую технику и спасателей везли со всей огромной страны, из-за рубежа. Кто поможет им теперь? Когда рухнувшие под ударами вражеских крылатых ракет здания дымятся во многих местах. Штабы, дома, являющиеся именно «домом» для драгоценнейших на войне целей — подготовленных летчиков. Последних во всей России, в которой почти не осталось училищ и боеготовых самолетов, и летчики набирают опыт по крупицам, многими годами. И между ними, между разделенными рухнувшими мостами очагами руин, — роющие голыми руками землю люди. Безумные, как он. Не верящие в происходящее до сих пор, поверившие в него сразу либо понимающие как-то кусками, урывками. Как он.

Дышать было все труднее. Лида, Алена и Ульяна были там, посередине, куда не мог бы пробиться и экскаватор. Но его не будет — даже если цел Саратовский мост, технику Саратова бросят на авиабазу, где она важнее. Значит, остается он один.