За день до послезавтра

До 2009 года русский полк был бригадой, до 2002-го — дивизией. Тогда справиться с русскими было бы труднее в разы: одних только танков в дивизии было в то время 70 штук, а ракетная и ствольная артиллерия, если бы уцелела, могла бы ответить ему по крайней мере на равных. Но на 07.30 сегодняшнего числа в единственном имеющемся у русских в анклаве мотострелковом полку осталось всего 85 14-тонных БМП-2, 18 самоходных 152-мм установок 2С3, 12 буксируемых 120-мм 2Б16 и 9 SA-19 «Grisom»[37]. Их боеготовность штаб Хертлинга оценивал как близкую к стопроцентной, за исключением БМП, которая, по их расчетам, стремилась к 3/4 из-за традиционного для русских дурного технического обслуживания и дефицита запасных частей, обусловленного недостатком финансирования и трудностями собственно управления логистикой. Во встречном бою полк был «по зубам» даже одной 39-й бригадной боевой группе полковника ван Пельта, с ее «Арканзасской зубочисткой» на щитке нарукавной эмблемы, — наверное, одной из наиболее мрачно выглядящих эмблем из всех. Не только из подшитых на бархатную панель на стене оставшегося далеко позади комфортабельного штабного кабинета, положенного ему как командующему, но и для армии США вообще. В ноябре 2010 года входящий в состав бригадной боевой группы 206-й полк полевой артиллерии был перевооружен на буксируемые 105-мм M119 в новейшей модификации A2, производимые в США по британской лицензии. 8 гаубиц на батарею, две батареи в батальоне, 3 выстрела в минуту при «продолжительном ведении огня». И таких батальонов у него было три на одну 35-ю дивизию. Идущую на острие удара, но поддерживаемую «от горизонта» артиллерией (а в дальнейшем — авиабригадами) четырех других дивизий его 7-й армии: 1-й Бронетанковой и 1-й Кавалерийской, 82-й и 101-й Воздушно-десантными. Артиллерией трех полнокровных дивизий Бундесвера: 1-й и 10-й Бронетанковыми и 13-й Механизированной. Трех польских: 11-й Бронекавалерийской, 12-й и 16-й Механизированных. Отдельных бригад и отдельных артиллерийских дивизионов и артиллерийских групп. Германских, польских, бельгийских, голландских. Было бы стыдно, если бы, нанеся удар такой мощью по спящим, он не добился решительного и безоговорочного успеха.

Выслушивая очередной доклад, иллюстрируемый открываемыми на планшете меню, генерал-лейтенант Марк Хертлинг «фоном» подумал, что с очень похожими интонациями он ответил Верховному главнокомандующему Объединенными Вооруженными Силами НАТО в Европе адмиралу Ставридису меньше суток назад. Тот задал совершенно уже бесполезный к этому моменту вопрос — о его личном, неофициальном мнении по поводу наличия у русских теоретических шансов сформировать некую «линию фронта». Остановить войска коалиции хотя бы в глубине своей территории, не прибегнув при этом к ОМП в любом варианте применения. Хертлинг ответил не думая, от сердца: «Нет, ни единого. Уже ни единого». И оба понимающе улыбнулись — как уверенные в своих способностях и в своих силах профессионалы.

Да, это было уже в Решель. В Решель тоже было интересно. Эту никому не известную польскую деревеньку перекрыли со всех сторон, настоятельно рекомендовав местным жителям просто не выходить из домов для своей же собственной безопасности. Группа охраны командующего Многонациональными Силами заметно нервничала, и это бросалось в глаза даже ему. Специалисты Корпуса связи отключили проводную телефонную связь и намертво заглушили гражданские сети сотовой телефонии на многие сотни километров вокруг. Вовсе не для того, чтобы генералы могли выспаться, конечно. Для другого. Чтобы за часы до начала операции вывести верхушку командования войск НАТО из известных противнику точек. Нанеси русские в 3 часа ночи удар тактическим ядерным зарядом по превосходно оборудованному средствами связи командному бункеру в пригороде Висбадена, Раммштайна или Гейдельберга, — и американцы проиграли бы, не начав. Так, во всяком случае, придумал какой-то неизвестный ему умник в окружении адмирала Ставридиса. Сам Хертлинг, кстати, был против этого и не побоялся озвучить свою точку зрения даже перед адмиралом. По его мнению, отлаженность систем связи перманентного командного пункта была в драгоценнейшие последние сутки еще важнее, чем риск угрозы стать объектом применения русскими тактического ядерного боеприпаса. Как он и напомнил телеаудитории в проведенном пафосном интервью, русские сняли их с вооружения своих сухопутных войск еще в 1998 году, на пике демократических преобразований. Но хотя время от времени в их специальной литературе продолжают мелькать упоминания о «продолжающемся разоружении», Хертлинг не считал этот компонент русского ядерного потенциала важным. Применение ядерного оружия было вопросом прежде всего политической воли, а политическая воля из русского арсенала исчезла тогда же, когда с карты стерли слово «СССР».