За день до послезавтра

Вопрос был дурацкий, неправильный. Руководящий директор полиции поверил в произошедшее раньше всех их, только прочитав пришедший ему факс. Именно поэтому он и завыл. Они здесь были совершенно ни при чем.

— «Федеральное правительство может применить полицию Германии для защиты от угрозы целостности государства или свободному демократическому и конституционному строю Германии или ее земель, чтобы устранить опасность, угрожающую обществу или отдельной личности», — быстрым, строгим голосом процитировал начальник экстренной полиции. — Я поддерживаю предложение Фрица. Там, за восточной границей, гибнут наши ребята, гибнут тысячи людей, которых использовали втемную, и мы все понимаем, для чего именно. Это не просто наш долг — известить канцлера и правительство Германии о новых фактах в этом деле. Это наша святая обязанность, по сравнению с которой меркнет все. Мы обязаны поднять федеральную службу по охране Конституции по боевой тревоге, как военные! И действовать быстро! Скрытно и быстро! Наши жизни тоже под угрозой, нас могут просто ликвидировать.

— Причем прямо здесь. Тут же. Представляете себе цену вопроса? Они убили вице-канцлера Германии!

Эберт всхлипнул. Сердце в его груди дало сдвоенный удар, потом пропустило один, потом снова пошло. Он прекрасно знал, что это означает, но мысль о том, что надо достать лекарство из флакончика во внутреннем кармане кителя, была пустой, неважной, и он не сделал ничего.

— Твари. Они всегда готовы были на подлость, но подставить нас так… Если все это не вскроется, если они заткнут, убьют и того парня, и даже нас, и даже секретаршу… Сожгут этот факс, сожгут его исходную копию, сотрут звонок из списков входящих здесь, исходящих там… Уложат полицейских, ходивших сейчас к Йетеру, того умника, раскрутившего все и отославшего это тебе… А они могут, — об этом знают пока слишком мало людей! И тогда все это продолжится! Десятки тысяч немцев погибнут на пути от Бреста до Москвы, — а потом, может быть, и на обратном пути, черт побери! Нам ли не знать?! И это еще если русские так и не запустят свои ракеты, как не запустили их до сих пор. И лично я на их месте запустил бы — и за океан, и по нам! Да, запустил бы, сразу же, и не надо на меня так смотреть!

Он остановился, задыхаясь. Снова взял из руки товарища факс, проглядел. Несколько страниц были переданы вместе — приняла входящий не секретарша, а сам руководящий директор полиции, на собственный аппарат, и никто не разрезал лист до сих пор. Мягкая глянцевая бумага загибалась сверху и снизу, стремясь повторить форму рулона. Она жгла руки.

— А если мы пройдем до конца, если у герра директора Подразделения ÖS хватит крепости тестикул… Если у фрау канцлер хватит того же самого… А кто бы сомневался… Когда всем станет известно, что Бундесвер понес чертову свободу этой чертовой России в ответ на посыл этих… Затраханных…

Лицо полицейоберрата перекосило страшной гримасой, он замолчал, потому что ему не хватило воздуха продолжить.

— Дерьмо.

— Вот уж точно. Исключительно метко сказано.

Руководящий директор полиции обвел обоих тяжелым, страдающим взглядом. Сердце билось с перебоями, как хлебнувший неправильного топлива автомобильный мотор.

— Мы ждем, что ты скажешь, Карл. Делать это надо. Мы не сможем жить, если смолчим.

Взгляды всех троих скрестились на загнутом по краям белом листке. Текст, набранный крупным шрифтом, чтобы было разборчиво при передаче. Фотография, вторая фотография, третья фотография, снова текст, и снова несколько фотографий. Высокий и некрасивый человек с круглым лицом. Капитан Джеффри А. Мартин, армия США, второй помощник военного атташе в посольстве США в Варшаве, полковника Джеффри Снелла. Вот они вдвоем с атташе, вот вдвоем собственно с послом. Подпись указывает, что это «Посол США Ли Фейнштейн», и по его лицу видно, что он в высшей степени доволен своей карьерой и уверен в будущем. Еще пара официальных фотографий — чуть размытых при передаче по факсимильной связи, но все равно хорошо читаемых. Есть причины, по которым не использовалась электронная почта или режим передачи по факсу высококачественных изображений.

— Дерек Йетер узнал его без колебаний. Это тот, о котором он говорил. Один из нанявших его, пусть не главный. Говоривший по-русски. Угрожавший. Плативший. Он имеет к этому отношение. Помощник атташе. Мы знаем, кто бывает помощниками атташе.

— Сколько фотографий Йетер просмотрел? — спросил один из офицеров, поджав губы так, что его усы опустились.

— Все. Все, сколько здесь есть, вырезанными из текста, разумеется. Вразбивку с оформленными в том же стиле другими, — похожие типажи, сходные позы. Их были десятки, но он ни разу не ошибся. Ни одной ложно-положительной реакции, ни одной ложно-отрицательной. Это тот человек. И в посольстве, и на автовокзале.

— Он был там один.

— Да, один, — подтвердил Эберт. — Международный автобус «Берлин — Вроцлав/Бреслау — Краков — Перемишль», компания «BerlinLinienBus». О господи… Карл, это ты тогда сказал про автобус «Берлин — Краков»?

— Я.

— Господи…