За день до послезавтра

Командир группы охраны просунул голову в дверь, и Джозефу Байдену на мгновение показалось, что тот прочел мысли на его собственном тепло улыбающемся лице: так демонстративно спокойно бывший флотский «морской котик» оглядел обстановку.

— Да, Вильям?

— Мы закончили осмотр. Извините, что это заняло столько времени, но я счел, что…

— Все верно, Вильям. Все верно. Здесь Европа. Кто знает, кому… И самим немцам, и бывшим «штази», которые могли оставить здесь «жучки» со времен Картера. Еще ламповые, между прочим. И русские тоже. Уверен, они отдали бы треть своего военного бюджета за возможность послушать, что тут говорится.

— Разумеется, господин вице-президент.

Офицер ни малейшим напряжением лицевых мышц не выдал, что удивлен монологом своего принципала, и внимательно разглядывающий его лицо Байден удовлетворенно хмыкнул.

— Позови мне Таню. И приготовь контур по тому кабинету сбоку от моей спальни.

Командир группы охраны, которого вице-президент с самого первого своего дня на должности не называл иначе, как полным именем, исчез. Дверь он плотно прикрыл за собой, но через мгновение она открылась снова. Секретарша вице-президента даже не стала произносить формальные слова: она просто ждала. Джозеф Байден знал, что Таня — это сокращенное имя от грузинского Татана, но у нее оно было полным. Почему-то мода на восточные и даже восточнославянские имена устойчиво держалась в среде афроамериканцев уже лет сорок.

— Третьего секретаря нашего посольства ко мне. В затененной машине. Советника президента по национальной безопасности. Отдельно. Первым я приму того из них, кто появится раньше. Кабинет — тот, который рядом со спальней на первом этаже. Уровень секретности — максимальный.

Почти незаметно кивавшая после каждой его фразы секретарша мягко закрыла блокнот. Затем, выждав короткую паузу в предположении, что он скажет что-то еще, исчезла. Максимальный уровень секретности в приложении к остальной части вводной вовсе не означал того, что теперь Таня должна была переодеться во все черное, намазать лицо зеленой пастой и извлечь из-под узкой юбки верный «магнум». Это просто значило, что кофе приготовить нужно было заранее, его должно быть много, и он должен быть в подогревателе. Заходить в кабинет к вице-президенту было нельзя, даже если сам президент Обама будет гарцевать под дверью на мустанге, размахивая лассо и издавая, что там издает нормальный ковбой, так и не ставший президентом. Предполагалось, что исключением могут стать только поводы, имеющие ранг, аналогичный высадке китайских войск на Тайвань или вторжению Азербайджана в Армению…

Вице-президент снова усмехнулся, — снова своим собственным мыслям, но на этот раз гораздо жестче. Он уже входил в нужное настроение — весело-боевое, как и должно быть в часы, когда затеваешь операцию подобного уровня риска. И сулящую бенефиты такого масштаба. Впрочем, так оно и должно быть — расчет, риск, напряжение политической схватки, месяцы тяжелого ожидания и каждодневной борьбы… За проценты рейтинга администрации, за уступки врагов и союзников, которым всегда надо что-то от тебя… И потом победа. Иначе не бывало.

— Господин вице-президент… Советник сообщил, что будет через сорок минут, в настоящее время у него встреча с группой министров германского правительства. Третий секретарь посольства будет через десять.

— Спасибо, Таня.

Байден проводил взглядом вновь исчезающую за дверью не слишком стройную фигуру секретарши и вернулся к своим мыслям. Первое решение — всегда самое верное. Так обычно верна оказывается самая первая догадка, как бы странно она иногда ни выглядела. Время от времени об этом приходится напоминать себе, но в конце концов так оно и выходит — практически без исключений. Значит, как бы дико ни выглядела мысль, пришедшая ему в голову в те секунды, когда он, злой и раздраженный, сидел в лимузине на обратном пути от той дурацкой могилы… Как бы странно она ни звучала в якобы цивилизованный и несомненно просвещенный XXI век, она была именно тем, что подсказывал ему опыт, даже бессознательный. И она была красивой. Даже своими первыми, самыми пунктирными наметками. Красивой. Элегантной. Как и должна.

— Наш разговор будет недолгим, Винсент, — произнес вице-президент через 15 минут, когда третьего секретаря посольства США в Германии провели в его кабинет, а формальные представления и фразы закончились. — Но последствия его могут быть настолько серьезны и многозначны, что будут отражаться на мировой политике еще долгие годы после того, как нас не станет.