Запомнились эти соревнования, с одной стороны, как торжество человеческого духа, воли, а с другой — как нескончаемый, непрерывный обман на всех уровнях, щедро орошаемый алкоголем в соответствии со сложившимися на тот период времени традициями и правилами игры. С тех пор я люто ненавижу массовые спортивные соревнования такого рода. Кому-то их результаты тешат самолюбие, кому-то приносят очередную звезду, а для большинства — это жестокое разочарование и потеря надежды на торжество справедливости.
В ноябре 1987 года в ВДВ произошли серьезные изменения. Генерал армии Д. С. Сухоруков стал начальником Главного управления кадров — заместителем министра обороны, командующим ВДВ был назначен генерал-полковник Н. В. Калинин. В декабре новый командующий прибыл в дивизию. Он как-то очень внимательно и придирчиво приглядывался ко мне, объехал весь полигон. Мне это, естественно, не очень понравилось. Но чем больше меня жмут, тем больше во мне крепнет желание не уступить, не поддаться и не проиграть. По-видимому, впечатление сложилось благоприятное, потому что, улетая, уже у трапа самолета Николай Васильевич вскользь обронил: «Ты рассматриваешься на должность командира дивизии, готовься в январе!»
Точно, 10 января 1988 года мне было досрочно присвоено воинское звание «полковник», а через несколько дней я был вызван в Москву на собеседование. Беседа с командующим была предельно краткой, после чего я отправился в Главное управление кадров.
Собеседование прошло по нарастающей: начальник отдела, заместитель начальника управления, начальник управления. С первыми двумя побеседовали весьма доброжелательно, а при встрече с начальником управления генерал-лейтенантом Цыганковым вышла неувязочка. Дело в том, что каждому из вышеперечисленных начальников сопровождавший меня офицер представлял мое личное дело с приколотой сверху маленькой справкой о прохождении службы. И вот, когда я предстал пред светлые очи генерал-лейтенанта Цыганкова, а он бегло ознакомился со справкой, разговор сразу принял крутой характер:
— А как это ты в комдивы метишь? Ты же проходимец! Ты же все должности прошел! Ты же не служил, а отмечался. Это же надо, заместитель командира полка — 2,5 месяца, командир полка — год и три месяца, заместитель комдива год и три месяца! — Далее последовала мораль на тему о необходимости вызреть, набраться служебного опыта, дорасти и официальный вывод: «Коль скоро вы ко мне попали, я вас, конечно, начальнику Главного управления кадров представлю, но этот вопрос вряд ли будет решен положительно!»
Потешность ситуации заключалась в том (правда, я с этим разобрался несколько позднее), что, уходя с командования воздушно-десантными войсками, генерал армии Д. С. Сухоруков сказал: «Лебедь — это последний комдив, которого я назначаю, а дальше — ваше дело!» Отсюда и повышенная придирчивость и, до известной степени, предвзятое отношение ко мне со стороны нового командующего ВДВ.
Пока мы шли по длинному коридору к кабинету Сухорукова, генерал Цыганков не переставал возмущаться: «Это ж надо, молокососа на дивизию ставить! Прокрутился, блеснул, и вот на тебе — дивизия!» Я молчал, про себя прикидывая, что, во-первых, в тридцать семь лет на молокососа я уже никак не тяну, во-вторых, от службы никогда не бегал, кадрированно-кастрированными частями никогда не командовал, при назначении на очередную должность моего согласия мало кто спрашивал, посему и обвинять не в чем, и, в-третьих, если рылом не вышел, зачем было очередное звание досрочно присваивать и вообще всю эту бодягу затевать.
Зашли в приемную, Цыганков пошел докладывать. Секунд через 20–30 пригласили меня. Дмитрий Семенович Сухоруков вышел из-за стола, очень тепло со мной поздоровался. Предложил сесть, минут на 15 мы погрузились в совместные воспоминания. Вопросы сыпались очень часто: «А как такой-то полк?.. А воздушно-десантный комплекс там-то достроили?.. А вот такое-то десантирование помнишь?.. А танкодром уже запущен?.. А парк уже заасфальтировали?.. А как здоровье подполковника М.?..»
В начале беседы генерал Цыганков сидел с непроницаемым лицом. По мере ее продолжения выражение его лица все более и более менялось и в конце, когда Дмитрий Семенович поздравил меня с назначением на должность командира дивизии, выразил уверенность в том, что я достойно пройду собеседование в ЦК КПСС, на лице генерала Цыганкова сияла широкая, радостная, если не сказать восторженная, улыбка. Мы попросили разрешения идти и не успели дойти до двери, как я был полуобнят за талию и отчетливо прозвучала фраза: «Я же говорил, Александр Иванович, что все будет хорошо!»
У меня хватило такта «искренне» поблагодарить генерала Цыганкова за проявленные заботу, участие и содействие. Завтра я должен был идти в ЦК.
Пришел, предъявил партийный билет — пропустили, нашел указанный мне кабинет, представился; попросили подождать.