Читаем За державу обидно полностью

Второй выборный этап я прошел еще легче и смешнее. Когда в клубе бригады связи ВДВ в Медвежьих Озерах собрался «вэдэвэшный хурал» по выдвижению депутатов, я первых полтора часа тихо и мирно дремал в пятом ряду, слушая вполуха то, о чем говорилось с трибуны. К исходу полутора часов я окончательно убедился, что говорилась очевидная галиматья. Длинное объединялось с кислым, налицо были разброд и шатания, брожение умов. Захотелось поставить все на свое место, по крайней мере, как мне это виделось. Я взял слово и выступал в течение восьми минут, я о кончилось тем, что публика единодушно проголосовали, чтобы делегатами на съезд были Владислав Алексеевич Ачалов и я. Дивизия, которой я на тот период командовал, отнеслась к этому событию нормально, как к логическому завершению определенного этапа, зато в высших командных эшелонах ко мне начали относиться с определенным придыханием: «Ах, ах, делегат, всенародно избранный!»

И вот наступил первый день работы съезда. Он начался не как первый день XXVIII съезда КПСС. Не берусь судить, кто, что и где доворачивал, но на первом этапе собрался первый учредительный съезд Российской компартии. Великая матушка — Россия обнаружила, что у нее нет своей коммунистической партии, очень удивилась этому обстоятельству и решила восполнить пробел.

Никогда на протяжении всей своей 40-летней жизни я не попадал на подобного рода собрания, естественно, и не знал, как себя на них вести. Не допускал даже мысли, что я могу оказать какое-то воздействие на ход и исход этого съезда, поэтому счел за благо смотреть, слушать и наблюдать.

Вот здесь для меня впервые во всей своей неприглядности открылась очевидная истина, что единство коммунистической партии — мнимо и она далеко не так монолитна, как нам это внушали, и что в ней есть масса подспудных течений, представители которых зачастую стоят на противоположных позициях и сплошь и рядом непримиримы. Почему-то вспомнилась сказка Салтыкова-Щедрина о богатыре, который спал в дупле дерева, люди косились на него, уважали и боялись. Говорили: «Не дай Бог проснется!» А потом нашелся некто, кто самоуверенно-нагло пнул голову богатыря, и выяснилось, что голова — пустая и трухлявая, а величие — мнимое, надуманное.

Учредительный съезд Российской коммунистической партии бушевал три дня, преобладали эмоции. Даже для неподготовленного человека было ясно, что идет подспудная клановая борьба. Однако он так ни к чему не пришел и плавно перерос в XXVIII съезд КПСС. Внешне это выразилось в том, что количество делегатов в зале возросло с двух тысяч до пяти, а главенствующее место в президиуме занял М. С. Горбачев. Для меня все это было внове, удивительно, свежо, честно говоря, я очень надеялся и рассчитывал, что XXVII съезд после XIX партконференции, достаточно мутной, скандальной и неоднозначной, расставит все на свои места и позволит прийти к какому-то единству взглядов. Поэтому я молчал и наблюдал. Первые четыре дня сценарий съезда развивался достаточно степенно и до какой-то степени логично. Всплески эмоций были, но незначительные. Каждый день на трибуне съезда царил Александр Николаевич Яковлев, в среднем от трех до пяти раз на день, учил нас, дураков, куда и как идти, каким местом думать.

Съездом было принято решение заслушать каждого члена ЦК КПСС. Схема определилась следующая: двадцать минут отчет, далее ответы на устные вопросы от каждого из 12 микрофонов, потом ответы на письменные вопросы. Общая продолжительность ответов на вопросы 40 минут. Вечером четвертого дня съезда Александр Николаевич Яковлев провел узкое кулуарное совещание с демократической платформой в КПСС. Проникшие на это совещание литовские ребята записали содержание совещания на диктофон и на следующее утро распечатали и распространили среди депутатов. Здесь выяснилось, Что то, что говорил Александр Николаевич для всех, существенно отличалось от того, что он говорил для узкого круга избранных. Для меня это был первый ощутимый удар и демонстрация двойной морали. Позже я уже привык и относился к подобным проявлениям достаточно спокойно, но тогда это был удар…

Когда распечатка попала ко мне и я с ней детально ознакомился, мои небольшие от природы глаза, образно выражаясь, полезли на лоб. Отличие официальных речей от кулуарных было разительное. На полях распечатки я набросал 17 вопросов к А. Н. Яковлеву. Справедливо решив, что задать такое количество вопросов мне никто не даст, я выбрал два, на мой взгляд, наиболее существенных, и полез к микрофону. Нравы там царили очень простые: кто самый здоровый — тому и микрофон. Я оказался на балконе у восьмого микрофона самым здоровым — и микрофон достался мне. После логичного и плавного отчета А. Н. Яковлева Михаил Сергеевич начал перечислять микрофоны: первый, второй… Наконец очередь дошла и до меня: «Товарищ генерал, восьмой микрофон, пожалуйста!» Я задал два вопроса, третий родился спонтанно по ходу. Первый вопрос: «Александр Николаевич, в природе существует неопубликованная книга «Мое видение марксизма», объем 600 страниц, автор — вы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза