За державу обидно

Под довольный гогот аудитории следует наставительный ответ: «С деньгами и дурак сделает, а ты вот без денег покажи, на что способен…». И показывает. В стремлении объять необъятное отодвигается в сторону боевая подготовка, отодвигается служба вообще, все рыщут, воруют, меняют, зарабатывают. Показанное великолепие, в конечном итоге, все равно не достигается, но уже занятия проводятся с пятого на десятое и даже вызывают раздражение, уже появились разложенные в той или иной степени солдаты, для которых нет ничего святого. Уже и некоторые офицеры начинают забывать о том, что они офицеры. Уже иному командиру роты несравнимо проще, приятнее и привычнее организовать рытье канав, строительство и покраску заборов, чем провести элементарное занятие по строевой подготовке. А машина крутится, крутится… Про кого-то говорят: «Молодец! На сборах побывал, посмотрел, все казармы покрасил. Старательный, любознательный, исполнительный, хваткий молодец!» Какой ценой этот «молодец» достиг этого радующего глаз однообразия, в какое количество юных душ влил яд вседозволенности, непорядочности, скольким солдатам пришлось против собственной воли нарушить заповедь — не укради! Воровать, красть, лепить что-то в ущерб боевой готовности и боевой подготовке, разлагая при этом людей до молекул, чтобы где-то, кто-то, когда-то при случае мимоходом погладил тебя по головке — вот это и есть показуха в самом худшем смысле этого слова.

Когда это же слово применяют к обозначению боевого показа — я категорически против. Прыгните хоть раз внутри боевой машины, испытайте это непередаваемое чувство, когда ты находишься внутри замкнутого объема, когда твоя сила, воля, сноровка ровным счетом ничего не стоят. Все зависит только от техники. И если она по каким-то причинам не сработает, замкнутый объем станет твоим гробом. Прыгните вообще с парашютом из транспортника на скорости 330 километров в час! Когда парни уходят в бездну буквально верхом друг на друге с интервалом отделения 0,3–0,5 секунды! Ощутите на своей физиономии ласковое и нежное прикосновение каблука прыгнувшего впереди тебя товарища. Добейтесь, чтобы десятки летящих с неба боевых машин, сотни людей благополучно приземлились, в считанные минуты образовали боевые порядки и грозно и стремительно атаковали. Прыгните в пылающий бассейн с высоты семь метров и умудритесь из него выбраться, не получив ни малейшего ожога. Двенадцатью пусками ПТУР превратите в щепки 12 мишеней танков. И не потеряйте при всем этом ни одного человека. Тот, кто все это и многое другое проделает и у кого после этого повернется язык назвать это боевое действо показухой, — пусть первый бросит в меня камень.

У меня начались горячие денечки. Командующий округом, который отвечал за подготовку к параду, требовал моего постоянного присутствия на парадной площадке. Командующий ВДВ не менее настоятельно требовал моего присутствия в дивизии. Шишки сыпались с обеих сторон. Мне это быстро надоело, в присутствии обоих командующих я поставил вопрос ребром о создании какого-то, если не щадящего, то, по крайней мере, физически выполнимого режима. Командующие вдумались и достигли компромиссного соглашения. Я должен был присутствовать лично и в части, касающейся проводить занятия с парадным расчетом на плановых тренировках. Остальное время заниматься подготовкой показа.

От Москвы до Тулы 159 километров, от парадной площадки до штаба дивизии 220. Режим получился практически щадящий. Представленная командующему ВДВ генеральная репетиция его удовлетворила. В конце возникла заминка:

— К тебе в дивизию впервые в жизни прибывает американский министр обороны. Что ты ему намерен подарить на память? — спросил командующий ВДВ.

— Авторучку и вымпел, — бросил я со зла.

— Авторучку? Ты это брось! У него своих хватает. Вымпел можно к чему-нибудь приложить, но сам по себе это тоже не подарок. Тула — это же город мастеров! Надо что-нибудь оригинальное. Тебе не кажется странным, что мне приходится тебя учить. Ты же дивизией третий год командуешь.