На чем основывается ваше утверждение, что за ее опубликоние вас вздернут на первой попавшейся осине, и кто вешатели?" Второй вопрос: "Вы назвали Алиева, Кунаева, Рашидова несчастными людьми, жертвами системы. Как вы смотрите на то, чтобы.в этот ряд поместить и Леонида Ильича Брежнева?" И третий вопрос: "Сколько у вас вообще лиц, Александр Николаевич?"
По мере того, как я говорил, зал стихал. Второй и третий вопросы я произносил в мертвой тишине. Александр Николаевич стал примерно на голову ниже, по-видимому, неуютно почувствовал себя и Михаил Сергеевич. Желая выиграть время, они, не сговариваясь, спросили одновременно: "Что, что вы сказали, повторите!" Я не ленивый, я начал повторять. Реакция зала была диаметрально противоположной. Если первый вопрос я произносил практически в полной тишине, то второй и третий - на повышенных тонах, чтобы перекрыть нарастающий шум, гвалт. Публика бушевала не менее 5-7 минут. За это время Александр Николаевич как опытный демагог оправился и, когда наконец наступила относительная тишина, повел примерно следующую речь: "Те вопросы, которые затронул товарищ генерал, для меня как-то очень близко соотносятся с кремлевской стеной". И далее развил тему: "А целесообразно ли иметь на главной площади страны кладбище, а все ли дорогие покойники действительно дорогие, и правильно ли они, покойники, там лежат". После чего, сославшись на страшную головную боль, под недоуменный шум зала удалился. В огороде бузина, а в Киеве - дядька!..
Прекрасный прием, я благодарен Александру Николаевичу за науку. Это была суббота. За оставшиеся полдня субботы, за воскресенье натасканная команда Александра Николаевича отладила расстроившуюся было машину. Утреннее заседание в понедельник началось с выступления товарища Яковлева: "Борьба на съезде приобретает отвратительный характер и формы, требую расследования!"
Съезд согласился с доводами Александра Николаевича.
Была назначена комиссия. Забегая вперед, скажу: на протяжении всех оставшихся до конца работы дней я ждал, что ко мне подойдет кто-то из членов этой комиссии и поинтересуется, на основании чего я задавал свои вопросы. Никто ко мне не подошел. В самом конце работы съезда кто-то вспомнил, что неплохо было бы заслушать председателя комиссии по расследованию дела А. Н. Яковлева. Долго искали председателя, нашли его, выслушали весьма невразумительный лепет, плюнули. Далее съезд пошел в том же русле, с точки зрения стороннего свежего наблюдателя все это было страшно интересно. Например, отчет секретаря ЦК, члена Политбюро Зайкова. Судя ло всему, двадцатиминутную ре-чугу товарищу Зайкову подготовил референт, а он перед выходом на трибуну не удосужился даже прочитать чужой труд, чтобы оставить себе свободу для маневра и импровизации. Положение человека, вышедшего на трибуну перед пятитысячной аудиторией, незнакомого с текстом того, что он должен был озвучить, намертво привязало его к машинописным листкам. Он не смел поднять от них глаз. Но, несмотря на пятерочную старательность, два казуса все же произошло. Первый состоял в том, что товарищу Зайкову попалось слово "анахронизм" и, по-видимому, с переносом. По преклонному своему возрасту Зайков перенос потерял и в поисках окончания начал бубнить перед отличными микрофонами Дворца съездов: "Ана-ана ...ананизм!" Зал лег... Пока все хохотали, товарищ Зайков "отловил" окончание слова и, как ни в чем не бывало, продолжил чтение текста. В конце товарищу Зайкову, по-видимому, захотелось сказать несколько слов от души. Он оторвался, наконец, от проклятого, надоевшего текста, снял очки, поднял просветленный взгляд на зал и с пафосом произнес: "Товарищи, я снимаю с себя всякую ответственность за положение дел в партии..." Зал онемел. Если секретарь ЦК снимает с себя всякую ответственность, то кто отвечать будет? Колхозница со статуи Мухиной или токарь дядя Ваня? Товарищ Зайков понял, что сказал что-то не то, надел очки и обратился к тексту: "Товарищи, извините, я не снимаю с себя ответственность за положение дел в партии".
Лучше бы он этого не говорил. Снял и снял. Был бы определенный налет загадочности. Было бы о чем поговорить в кулуарах. А тут получился просто вульгарный конфуз, и возникло подозрение на старческий маразм.
Второй кадр из этой когорты - товарищ Медведев, главный идеолог партии, как мне казалось, должен был быть оратором как минимум выше среднего, уметь доводить до широкой аудитории свои мысли, навязывать свою волю и понуждать к выполнению каких-то постулатов, даже если ты с ними не очень-то согласен. Когда Медведев вышел на трибуну, выяснилось, что он вообще никакой оратор. С массой трудностей, поминутно обращаясь к шпаргалке, он кое-как довел до конца корявую речь. С явным напряжением, далеко не блестяще ответил на вопросы от микрофонов, а при переходе к ответам по запискам просто оконфузился. Какой-то злонамеренный тип написал в записке: "Тов. Медведев, какая разница между идеологией и сексом?"