- Какой бунт, товарищ подполковник, причем здесь боевая обстановка. Командир полка вчера прилюдно нас обоих, офицеров Советской Армии, послал... э-э-э... как бы это помягче выразиться?.. Как послал - так и вернуть должен. Сидим вот, смиренно ждем, когда нас в строй поставят. А вообще, готовы выполнить любую задачу партии и правительства - никаких проблем.
- Вы оба прекрасно знаете, что командир горяч, но отходчив. Если бы вы сегодня стояли в строю, он бы вам слова не сказав, уверяю вас! Стоит ли из-за пустяка так обострять взаимоотношения?
- Это не такой пустяк, как вам кажется, - возразил я, - поэтому отношения обострять стоит.
- Вы что ж, полагаете, что командир полка придет сюда приносить вам свои извинения?
- По крайней мере, на это надеемся!
- Ну смотрите, я вас предупредил.
Сергей Михайлович еще несколько секунд пошевелил усами, поулыбался и удалился.
Мы опять взялись за креста. Домино, на мой взгляд, игра, по интеллектуальности стоящая на втором месте после перетягивания каната, и предаваться ей можно только от великого безделья, и то при соответствующем душевном расположении. В нашем случае домино было совершенно неуместно, оно дико диссонировало с нашим настроением. Мы оба его страстно ненавидели, но, выбрав эту форму изображения безмятежности, мы были обречены дотягивать ее до какого-то конца. И мы снова смешали кости. Но доиграть не удалось. Под окном мелькнула тень. Дверь стремительно распахнулась, и на пороге в образе разъяренного бизона возник Юрий Викторович Кузнецов. Гнев и бешенство душили его, слова и словосочетания, которые он выкрикивал, были чем-то сродни коротким автоматным очередям:
- Вы!.. В военное время! Открытое демонстративное неповиновение... Под суд военного трибунала...
Я поднял столик и обрушил его на пол под ноги командиру полка. Стекляшки, ножки и доминушки брызнули в разные стороны. То ли ножкой, то ли крышкой командиру подходяще досталось по надкостнице правой ноги. Юрий Викторович сам по себе человек неплохой, я в этом неоднократно убеждался, но его холерический взрывной темперамент сплошь и рядом оказывал ему медвежьи услуги. Он мог взорваться на ровном месте. Он мог в запале сказать речь из 10 слов - 9 были матерными. Потом остывал, отходил, по некоторым признакам сожалел о содеянном, но поезд, как говорится, уже ушел. Репутация матерщинника, грубияна сложилась и закрепилась за Кузнецовым быстро. Эта репутация ему во многом мешала и осложняла жизнь, но поделать с собой он ничего не мог. Все в полку эту особенность командирского характера знали и старались выдержать напор, не забывая о чувстве собственного достоинства. Это было очень важно, ибо если человек гнулся безоговорочно и безропотно, такого Юрий Викторович, постоянно распаляя себя, мог топтать бесконечно долго. Всякое сопротивление, как это ни странно, действовало на него успокаивающе - сдерживающе. Вот и теперь, потирая ушибленную ногу, встретив неожиданное и предельно жесткое сопротивление, командир полка мгновенно сменил тон:
- Саня... Ильич! Мужики, вы что?.. Ну, погорячился, так нервы же!.. Знаете же, что я псих, что же вы так-то!
Такой ход, в ответ на столик, мгновенно сделал счет: 1:1. Мы с Ильичом почувствовали себя виноватыми.
- Эх, вы! Пошли!
Прихватив кепи, мы потопали вслед за прихрамывающим командиром полка.
- На трибуну! - приказал Кузнецов.
Вслед за командиром мы взобрались на трибуну. Кузнецов скомандовал: "Полк, смирно!" Полк замер.
- Я тут сгоряча комбата первого с начальником штаба послал... Так я беру свои слова обратно. Товарищ капитан, товарищ майор, становитесь в строй, командуйте батальоном!
- Есть, товарищ подполковник!
Мы пошли к себе на правый фланг, сопровождаемые добрыми улыбками стоящих в строю офицеров. Самой широкой облегченной улыбкой встретил нас много потерпевший за правду Вячеслав Васильевич.
Апрельская операция
Жизнь и служба пошли дальше. В начале апреля командир полка вызвал своего заместителя подполковника П. С. Грачева, командира третьего батальона майора В. А. Востротина, меня и определил задачу: "Духи совсем обнаглели, скоро на голову сядут. Пора меры принимать. Но если мы опять машинами тарахтеть будем - ничего не получится. Поэтому попробуем по-другому их пощупать, по-тихому - пешочком. Операцию, - командир указал на карте район в трех километрах от пункта постоянной дислокации полка, - проведет третий батальон. Общее руководство операцией, Павел Сергеевич, на тебе. Ты, - палец командира нацелился мне в грудь, - подготовишь усиленную роту на броне, лично ее возглавишь, если у них что не так - обеспечишь отход. Операцию провести рано утром. Время на подготовку - сутки. Решение доложить через три часа".