За добро добром

Отец брал меня в рейс лет с четырёх: сначала это были северные реки, а затем Белое море. Причём не так: захотел, заревел — и тебя взяли. Все братья бредили судном. Поэтому рейс следовало ещё заслужить. Возвращался в порт отец и спрашивал маму, а мы, конечно, тут же крутились: "Которого брать, который заслужил? Александра? Михаила? Сергея? Николая?" И мама называла счастливца, и остальным объясняла, почему этому брату предпочтение. Которого брали, тот немедленно укладывал личные вещи и докладывал отцу о готовности. Отец одобрял такую стремительность: время выхода судна из порта колебалось в пределах от нескольких часов до нескольких суток, так что, когда он прибегал за кем-то из нас, отправляющимся к "неизведанным землям", начинать собираться в дорогу было поздно.

Многое из тех рейсов отложилось в памяти. Но самое заветное воспоминание у меня одно. Чёрная, но не мрачная, тёплая августовская ночь. Я стою у борта близ машинного отделения, дверь туда отдраена, и из спокойно освещённой ямы доносится деловитый перестук двигателей и тянет машинным маслом. И от запаха масла, как в городе от запаха пирогов, а в деревне от свежеиспечённого хлеба, появляется ощущение дома. Сердце обмякло, оттаяло. Мне уютно возле крашенного охрой грузного железного борта. Мой дом плывёт по таинственной ночной реке. Сбоку проползают редкие огни неизвестных мне деревень, где добрые ко мне и моему отцу, и ко всей нашей команде люди припозднившись сидят за самоваром. Впереди, едва различимы, светлячки бакенов. Внизу волны пошлёпывают судно по щеке. Река кое-где чешуится — от отражённого света сигнальных огней судна, от света деревень и бакенов. Небо — без начала и конца, без конца и края. И думается, с неба видят меня, но те, кто видит, равнодушны и холодны ко мне. Хотя я-то знаю, что это один вид, что это лишь обман, что небо любит меня. Мне и жутко, и любопытно, и душа обмирает от восторга и гордости, ещё бы, ведь я живу!

Тогда меня не повергали в смятение вечность и вселенная. "Вселенная" — от слова "вселиться". Я поселился на этой реке, с этим небом и с этими светлячками бакенов — и живу. И всегда буду жить так, если захочу. Если двигатели будут стучать. Если машинное масло не кончится…