За Дунаем

— Не могу я остаться у тебя, Кудаберд,— твердо возразил Царай.

На улице послышался топот коней: мимо пронеслись вооруженные всадники. Кудаберд засуетился, потянул Царая.

— Кто это?

— Пусть все проклятья падут на их головы! Чтобы высох их род. Стражники это, вот кто...— Кудаберд хотел сказать еще что-то, но осекся: стражники вернулись, осадили коней у высокого плетня, и один из них, указывая кнутовищем на Царая, спросил:

— Эй, кто ты?

___ Человек! — не замедлил ответить Царай.

— Смотри у меня,— прикрикнул стражник, он рассматривал Царая с явным интересом.

Перепугавшийся Кудаберд, отступив в глубь двора, залепетал:

— Инал, это мой гость! Его отец мой кунак, из Ди-гории он пришел. Устал с дороги... Ты уж прости его, Инал!

— Наверно, его род славится говорунами!

Побагровел Царай, шагнул было к выходу, но хозяин подскочил к нему, схватил за черкеску:

— Прошу тебя, не губи меня!

«Трус! Будь ты проклят, несчастный. Неужели у него нет родственников? Как только они терпят такого? Он же позорит их. Да я бы затравил его собаками»,— Царай презрительно оглядел Кудаберда.

Всадники хлестнули коней и ускакали.

— Разве можно с ними так? — Кудаберд дрожал всем телом.

Не скрывая своего презрения, гость криво усмехнулся, и хромой понял, что он смеется над ним. В эту минуту он был противен самому себе, но, вспомнив Инала, затараторил:

— Не шути с ними... Они погубят тебя. Теперь тебе придется подождать, пока стемнеет,— Кудаберд жестом пригласил Царая в дом.

Но тот решительно отказался.

— Нет, я пойду! Я и так навлек гнев стражников на тебя... Жаль, что встретились мы здесь,— Царай прищурил глаза.

На улице Кудаберд не отставал от Царая. «Не думает ли он идти со мной к Кониевым? Пусть только попробует! Тогда его не спасет сам пристав!» — Царай энергично потер подбородок и проговорил вслух:

— Прости, Кудаберд, что потревожил тебя... Теперь я сам найду дом Кониевых.

Хромому ничего другого не оставалось, как пожелать гостю счастливого пути. Про себя же подумал, что гость неспроста отделался от него. «Подслушать бы твой разговор в доме Бабу!» — Кудаберд, почесав затылок, вернулся к себе. Вспомнив, как Царай разгова* ривал со стражниками, Кудаберд подумал, что такой может убить человека, если его рассердить.

Тем временем Царай перешел по узкому мосточку на другой берег канавы и, остановившись у ворот, покашлял. Залаяла собака. Она не успокоилась, пока из сакли не вышел хозяин.

— О, Знаур!— негромко позвал Царай.

Тут же из-за плетня послышался сдавленный голос:

— Кто ты?

— Гость я, Знаур! —ответил тихо Царай.—Прошу тебя, открой мне дверь и не мешкай!

Калитка приоткрылась, и Знаур торопливо сказал:

— Входи. Да останутся за порогом твои беды!

Царай не заставил повторять приглашение. Он дождался, пока Знаур задвинет щеколду, потом, сдерживая волнение, поздоровался с ним:

— Добрый вечер!

— Здравствуй, гость! Да пощадит нас бог и пошлет он с тобой хорошую весть!

На это Царай ответил шепотом:

— Веди меня в дом и не теряй времени!

В дымной комнате у самого потолка коптила лучина. Придвинув к гостю низкую табуретку, Знаур предложил ему сесть, потом опустился рядом с ним сам. Сердцем он понял, что незнакомец от брата. Он почувствовал на себе его пытливый взгляд и посмотрел ему в глаза, едва сдерживаясь, чтобы не спросить: «Тебя прислал Бабу?»

— Если в доме нет чужих ушей, то я тебе передам привет от Бабу! Ты, должно быть, гордишься своим братом?

— Где он?—выпалил Знаур и тут же проговорил смущенно: — Прости, гость! Сердце изнывает, боюсь за него,— Знаур встал и поклонился.

Царай устало опустил голову и, когда Знаур сел на прежнее место, проговорил:

— Бабу — гость Дзанхота Хамицаева... Я тоже из рода Хамицаевых. Цараем меня зовут. Твой брат задумал уйти на ту сторону перевала. Просил никому не говорить об этом...

— Ох-хо! — схватился за голову Знаур.— Остался я без брата! Будь проклят сборщик налогов... Все это из-за него.

— Разве Бабу погиб, что ты оплакиваешь его?

— Лучше смерть, чем такое, Царай...

— Э нет, брат мой!.. Да, он еще просил царскую бумагу, которую ему выдали в канцелярии,— Царай положил руку на плечо Знаура.

Но тот продолжал сидеть, уткнув лицо в ладони. Его мучила мысль, что он теперь не скоро увидит Бабу.

Гость обвел взглядом жилище. В полумраке заметил длинную скамью, столик, полку с деревянными тарелками, под полкой кадку.

— На рассвете я уйду... Что за человек Кудаберд? Я был у него в доме. Ему можно верить?

— О, конечно,— не сразу ответил Знаур.

— Кто-то позвал его с улицы, и он тяжело встал, постоял задумавшись.

— О, Кониевы!

Извинившись, Знаур вышел во двор, посадил на цепь пса, рвавшегося из рук, и, проклиная судьбу, направился к калитке.

На улице стоял курьер. А за канавой, на дороге, маячил всадник. «Это Инал! Не дождешься ты Бабу, сукин сын»,— Знаур протянул курьеру руку, но тот сделал вид, будто не заметил ее, и смущенный Знаур не слышал его слов.

— Утром пойдешь в канцелярию, помощник пристава тебя зовет. Понял? — курьер говорил нарочито громко, чтобы его слышал стражник. Но Знаур молчал.

— Ты что, оглох?