За дверью

Бэкманн. Сплю? Или это жалкие очки мне все исказили? Или все просто марионетки? Глупые, кукольные пародии на людей? Слыхал, какой некролог посвятил мне мой убийца? Надгробное слово начинающему: опять один из многих – слышишь, ты, Другой! Так жить мне дальше? Ковылять дальше по этой улице? Вместе с другими? У них у всех равно равнодушные лица, тупые рожи. И все они так бесконечно много говорят, а когда просишь об одном единственном «да», они глухи и немы, просто как – ну да, как люди. И еще они трусы. Они предали нас. Чудовищно предали. Когда мы были совсем детьми, они устроили войну. А когда мы подросли, они рассказывали нам о войне. С восторгом рассказывали. Они были в таком восторге. А когда мы стали взрослыми, они придумали войну и для нас. И отправили нас воевать. И были в таком восторге. Они всегда были в восторге. Никто не сказал нам, куда мы идем. Никто не сказал, что мы идем в ад. Никто. Они запускали марш и лангемаркскиеторжества. И военкоров, и парады. Они были в таком восторге. И война пришла наконец. И они послали нас воевать. И не сказали нам. Только: «Давай, ребята!» – и больше ничего. «Давай, ребята!» Так они и предали нас. Чудовищно предали. А теперь они сидят за своими дверями. Господин учитель, господин директор, господинпомощникпрокурора, господин врач. Теперь нас никто никуда не отсылает. Никто никуда. Все сидят теперь за своими дверями. И двери у них крепко заперты. А мы стоим на улице. И они со своих кафедр, со своих кресел тычут в нас пальцем. Вот как нас предали. Чудовищно предали. Теперь они пройдут мимо наших трупов, просто пройдут мимо. Пройдут мимо убийства, которое совершили.

Другой. Не пройдут, Бэкманн. Ты преувеличиваешь. Тебе кажется. Загляни им в сердце, Бэкманн. У них же есть сердце! Они добры!

Бэкманн. Но фрау Хламер пройдет мимо.

Другой. Нет! И у нее есть сердце!

Бэкманн. Фрау Хламер!

Фрау Хламер. Да?

Бэкманн. У Вас есть сердце, фрау Хламер? И где оно было, фрау Хламер, когда Вы убивали меня? Да, да, фрау Хламер, Вы убили сына стариков Бэкманнов. Может, Вы и его родителей прикончили, а? Ну, честно, фрау Хламер, так, немного помогли, а? Немного отравили им жизнь, так ведь? А потом и сына толкнули в Эльбу. Но Ваше сердце, фрау Хламер, что говорит Ваше сердце?

Фрау Хламер. Это Вы в таких-то дурацких очках бросились в Эльбу? Никогда б не подумала. Мне казалось, Вы такая амеба. Броситься в Эльбу! Бедняга! Ну надо же!

Бэкманн. Да, Вы же так сердечно и деликатно известили меня о кончине родителей. Ваша дверь была последней. И Вы оставили меня на пороге. А ведь я тысячу дней, тысячу сибирских ночей мечтал об этой двери. Вы сотворили небольшое убийство, да?

Фрау Хламер (с трудом сдерживаясь). Бывают же типы, которым вечно не везет. Вот Вы были из тех. Сибирь. Газовый кран. Ольсдорф. Многовато для одного. У меня аж сердце дрогнуло, но что делать, нельзя же оплакать всех? И какой же Вы кислый, молодой человек. Как оплеванный. Только это нас не должно касаться, а то хлеб не полезет в горло даже с маргарином. Взять и броситься в воду! Тоже мне переживания! Да тут каждый день кто-нибудь…

Бэкманн. Да, да, всего Вам хорошего, фрау Хламер!

Ты слышал, Отвечающий? Некролог молодому человеку от сердечной пожилой женщины. Слыхал, ты, молчаливый Отвечающий?

Другой. Бэкманн, проснись….

Бэкманн. Что-то ты притих. Даже как будто отдалился.

Другой. Ты видишь смертный сон, Бэкманн. Проснись! Живи! Перестань выдумывать! Каждый день кто-нибудь умирает. Что ж теперь, вечно оплакивать их? Живи, слышишь! Ешь свой хлеб с маргарином, живи! В жизни всегда есть за что зацепиться. Действуй! Вставай!

Бэкманн. Да, да, всего хорошего, добрейшая фрау Хламер! Фрау. Вот и фрау Бэкманн добра. Нет, она завела себе дружка! Но раньше моя жена была добра. Действительно, зачем это я три года просидел в Сибири? Она ждала три года, я знаю, и всегда была добра ко мне. Я виноват. А жена у меня была добрая. Может, она и сейчас такая?

Другой. Проверь! Живи!

Бэкманн. Послушай! Не бойся, это я. Посмотри на меня. Я, твой муж. Бэкманн. Слушай, я покончил с собой. Ты не должна была так поступать, не должна была с другим. У меня ж только ты и есть! Не слышишь! Ты! Знаю, тебе пришлось ждать слишком долго. Но ты не горюй, мне теперь хорошо. Я умер. Без тебя мне ничего не надо! Слышишь! Посмотри на меня! Посмотри же!

(Его жена медленно проходит мимо в обнимку с другим, не слыша Бэкманна.)