За дверью

Петренко внешне выглядел очень спокойно и рассудительно, но внутри у него бушевала буря. Он искренне не понимал, зачем ему жизнь, в которой систематически нет везения и счастья. Достать бы осколок из воротника кофты и прямо на глазах у этого ушастого гада вскрыть себя. Мужчина держался, стискивал зубы от глубокой душевной муки. Петренко с каждой минутой угасал все сильнее и сильнее.

– Гарантий дать не могу, простите… Но мы с нашей стороны сделаем абсолютно все, чтобы преступник был пойман и вы смогли полностью омыться от грехов, вам приписанных.

– Да хватит врать! Вы по долгу службы каждый день копаетесь в людях и врете им. Врете, чтобы вам платили. Даже не понимаю, как Господь таких людей на Земле терпит.

Александр Германович не мог сдержать сожаления. Он намеренно смотрел в пол и выглядел скорее как шкодливый кот, нежели как опытный психолог и умудренный жизнью человек. Он постоянно теребил пальцы и отводил взгляд от Петренко. Они словно поменялись местами. Один из них виновен, другой обвиняет. Очевидная ошибка, которая приведет к тому, что человек лишится свободы до конца своей жизни. Кто знает, может Крылову с Бельцером не удастся доказать непричастность Петренко к преступлениям, совершенным настоящим маньяком. Игорю, забитому и уставшему от этой жизни, остается надеяться лишь на чудо или в крайнем случае на бога.

– Ублюдок! – Вырвалось из уст мужчины. Он закрыл лицо руками и снова рухнул у стены. Из его глаз полились слезы. На этот раз от безысходности и вечных по жизни страданий. Боль и сплошная мука – вот его жизнь. Бельцер смотрел на эмоции Игоря и не мог сдержать свои. Тело не слушалось и тряслось, не то от стыда, не то от раскаяния.

Как грешник, бегущий от карающего меча правосудия, психолог медленно поднялся со стула и вышел из камеры. Ключ в его ненадежных, дрожащих руках с трудом прокрутился дважды по часовой стрелке. Александр Германович теперь останется наедине со своими мыслями, а это самое страшное. Совесть сожрет его и не подавится.

Психолог устало потопал по знакомому коридору наверх. Его ждет дома семья. Только вот он понимал, что мысли его будут находиться совсем в другой стороне. В теле царила необъяснимая тяжесть, нутро переполнялось сожалением и горечью. Впервые за столько лет он задумался о том, правильным ли путем идет и сколько еще на его долю выпадет испытаний. Пожалуй, ему нужно будет напиться и хотя бы ненадолго уйти от своих ошибок, ставших фатальными для другого человека.

Петренко закрыл лицо морозными руками, горели щеки, полыхала кожа на лице и шее. На душе такой гадости у него не было еще никогда. Ни один человек в жизни не нанес ему столько боли и страданий, сколько Бельцер с Крыловым. Эти двое легкомысленно решили и без веских доказательств, что он маньяк и заслуживает участи до конца жизни гнить в тюрьме. Не в силах справится со стрессом, Игорь вырвал у себя клок волос и заорал от боли. Из носа от перепада давления пошла кровь.

Мама, домик в деревне, весенний дождик. Все немногочисленные светлые мысли сбились в кучу и родили только одну, самую главную идею. Идею, в которой он объединит все хорошее, что когда-либо происходило в его жизни.

Игорь просунул дрожащую руку за шиворот и достал оттуда ранее отточенный кусочек стекла. Острый и желанный, он становился мягким в бережных руках набожного страдальца. Еще утром мужчина практически не сомневался, он обязательно использует созданное им орудие избавления. Теперь-то, когда все иллюзии и страхи рассеялись, мыслей насчет того, стоит ли действовать, больше не оставалось.

Мужчина снял куртку, затем старую рваную кофту под ней и, никуда не торопясь, положил все на стол. Затем он поднял черный свитер, принесенный Бельцером и осмотрел его со всех сторон. Игорь усмехнулся вслух. Цена оправдания не стоит вины. Какими бы не были извинения, он все равно остается здесь, запертым в бетонной клетке и обреченным гнить заживо.

Осколок стекла нежно прикоснулся к коже на огрубевшем запястье, оставив маленькую царапину. Игорь проверил действие своего детища. Даже легкого прикосновения хватило для того, чтобы оставить неглубокий, но четкий кровавый след.

За окном завывала последняя метель, кружилась и запевала одинокие песни. Буря вдувала через потрескавшееся окно частицы свежего воздуха вместе с крупицами снега. Ветер как мог пытался пробить окно, дабы помешать грешнику совершить задуманное. Вьюга выла, скрипела, наметала снег. Но все тщетно. Игорь надел черную кофту и подошел к отверстию, отделяющее его от настоящего, красивого, пускай и холодного мира. Кожа стала гусиной от мороза, царившего внутри, но на это можно не обращать внимание. Ветер с еще большей силой и остервенением пытался пробиться к узнику. Старенькое окошко с трещинами достаточно надежно защищало от вьюги, от божьего гнева.

– Злишься на меня, Господи. – Прошептал он нежно.

Игорь с упоением достал из под кофты темный дубовый крестик и поцеловал его. Затем сжал в кулак и с силой вырвал цепочку, державшую распятие на груди.

– Отрекаюсь от тебя, Господи.