— Да, малыш… — сказал Бродяга, принимаясь едва заметно успокаивающе поглаживать ее по спине, целомудренно не позволяя лапам сползать ниже, на ягодицы, хотя, видит бог, хотелось зверски, — только полежим… Тебе холодно, я согрею…
— Согрел уже… Спасибо… — обиженно пробормотала Ляля, повозилась еще чуть-чуть, но затем, принимая свое поражение, с выдохом положила щеку Бродяге на грудь, — не смей больше ничего…
— Спи, малыш, — тихо сказал Бродяга, жмурясь в темноту от наслаждения, потому что даже такое положение тел было для него растянутым, болезненным удовольствием, и пахло от макушки Ляли невероятно сладко, — у нас завтра тяжелый день…
— Мы поедем дальше? — голос Ляли звучал сонно, понятное дело, малышка выдохлась после такого дикого дня. Да еще и Бродяга добавил, не пожалел… Зверюга он, все же…
— Да, в безопасное место, — прошептал Бродяга и, поколебавшись, все же положил лапу на крепкую ягодицу Ляли, сжал.
Она сонно дернулась, но он торопливо загладил свою ошибку, и девчонка через мгновение уже тихонько сопела ему в грудь.
А Бродяга лежал, стараясь дышать как можно размеренней, чтоб убаюкать дополнительно, и смотрел в темноту, переживая случившееся и думая, как быть дальше.
Он не сомневался, что братья помогут, причем, сначала помогут, а разбираться с ним будут потом… Но вот что дальше делать?
Его проявление в реальной жизни означало возвращение к тому, чего он хотел избежать… И тут его вряд ли поймут, если морозиться начнет. Особенно, после того, как помощи попросит, попросит впрячься за себя и девчонку…
Черт, так не хотелось… За время срока Бродяга пересмотрел свою жизнь и возврата к прошлому не желал. Но деваться, похоже, было некуда.
В бегах постоянно быть он сам может, конечно… Но вот Ляля… Ей это не подойдет… А оставлять ее он не намерен теперь.
Он сжал чуть сильнее упругую ягодицу, вдохнул сладкий аромат волос, зажмурился, пережидая нахлынувшее возбуждение.
“Никогда больше”, говорила она… И обиженно поджимала губки.
Ничего, ничего…
Бродяга понимал, что думает сейчас неправильно, что надо по-благородному отпустить девочку, спасти и отпустить, и без того знатно потрепал… Но не было у него в крови благородства, не та родословная.
Да и, к тому же, она сама позвала. Разрешила.
И отказываться Бродяга не был намерен.
Только не от нее.
Глава 26
— Ничего себе… — я пугливо глядела на высокого, черноволосого, невероятно брутального мужчину с хищным разрезом глаз, внимательно изучающего меня, прячущуюся за Бродягой, и всерьез думала сделать шаг назад и трусливо переждать бурю под названием “встреча друзей” в самом безопасном месте в мире, за спиной своего защитника. Очень уж рассматривание было интенсивным. И недобрым. Бродяга, тоже это уловив, чуть заметно двинулся в сторону, прикрывая меня еще сильнее, а его плечи напряглись в немой угрозе.
Но темноволосый брутал только оскалился, показывая белые, особенно на контрасте с смуглой кожей, зубы:
— Теперь понятно, какого хе… То есть, почему ты не выходил на связь… Я бы тоже не вышел, если б была такая… причина…
— Привет, Каз, — спокойно поздоровался Бродяга, нейтрально протянув другу руку, — как дорога?
— Шумно, — еще шире усмехнулся он, ответив на рукопожатие, а затем дернул Бродягу к себе и крепко обнял, — Черт ты тупой… Мы тебя обыскались… Ты, я смотрю, без фейерверков не можешь?
— Так получилось… — пробормотал Бродяга, обнимая Каза в ответ, и мне показалось, что голос его звучал слегка виновато.
— Угу… — Каз, наконец, отпустил Бродягу, опять прищурился на меня, и сразу перешел на деловой тон, — ну что, вам собираться долго?
— Нет. Погнали. — В том же стиле спокойно ответил Бродяга.
— Ну, тогда девочку на заднее и пристегни. Будет жестко.
— По-другому никак?
— Почему никак? Можно… Но это долго. А так мы козьими тропами… Нам главное границу области пересечь… Как ты вообще умудрился впереться в такой блудняк?
— Случайно. Потом расскажу…
— Конечно, расскажешь, как же без этого… Хазар прямо в недоумении уже с утра…
Бродяга только молча пожал плечами и, повернувшись ко мне, коротко мотнул головой в сторону машины — здоровенного черного внедорожника с полностью тонированными стеклами.
Как я испугалась, когда увидела его пять минут назад, нагло заезжающего на тротуарную дорожку перед нашим с Бродягой домиком!
Буквально сердце в пятки ушло!
Я как раз вышла на крыльцо, зажмурилась на неяркое осеннее солнце, решив немного подышать воздухом, пока Бродяга завтракал в домике. Еду он принес еще ранним утром: полбуханки хлеба, сало и сыр. И молоко в банке.
Я быстренько настрогала бутерброды, вскипятила воду и заварила сорванную рядом с домиком ромашку. Сама же решила обойтись хлебом и сыром с ромашковым чаем. Да и не особенно хотелось есть после такой ночи…
Про саму ночь вспоминалось с легким ужасом, перемешанным со стыдом.
Я до сих пор не могла поверить, что сама согласилась, сама, можно сказать, позвала… И в том, что дальше происходило, тоже, получается, есть часть моей вины…
И теперь сложно сказать, жалела ли я о произошедшем или нет. И смотреть на Бродягу тоже сложно…