За его спиной

Год в тюрьме и следующий год молчаливой работы приучили его анализировать свое внутреннее состояние, и Бродяга поймал себя на том, что наслаждается ситуацией.

Несмотря на то, что вообще еще ничего не кончилось, что это просто временное затишье перед бурей, он хотел бы продлить состояние новизны, остро напоминающее предвкушение. Словно впереди у них с Лялей уже только ваниль. Сладкое совместное будущее, жизнь без проблем и сложностей. Простая, распланированная. Как у всех.

Можно было отрешиться от ситуации и помечтать о самых банальных вещах: о том, что это — их дом, который они долго выбирали и, может, даже обставляли, совместными усилиями, споря в мебельных салонах о цвете обивки и марке бытовой техники… И что они с Лялей только поженились, может, она даже беременна… И скоро тут будут бегать их дети. Рыженькие, как она, с карими теплыми глазами. Или серыми, как у него. Ляля будет готовить им завтраки и ужины, делать с ними уроки, ждать его , Бродягу, с работы, смеяться, когда он с сыновьями начнет играть в футбол на лужайке перед домом, сидеть рядом с ним у камина вечером, дожидаясь, когда уснут дети, а потом… Потом целовать его, уставшего за день, в шею, мягко тереться носиком и урчать, как маленькая, всем довольная кошечка. Кошечка, у которой все дома и все хорошо…

В боку неожиданно кольнуло, и Бродяга, ощутив этот внезапный холод, торопливо сморгнул и затянулся горьким дымом, ругая себя за розовый шлак в голове.

И удивляясь самому себе: ну надо же, ничему жизнь не учит!

Когда-то давно уже так мечтал, дурак. И что? И ничего…

Вот и нечего!

Ляля молоденькая слишком, наивная…

Сейчас она в нем нуждалась. И, наверно, долго нуждаться будет… Бродяга вспомнил, как она прижалась к нему ночью, как шептала, выуживая клятву, что не оставит, не бросит, никогда-никогда.

И он, словно одурманенный, клялся, бормотал все, что она хотела услышать… И был искренен. И она тоже, конечно. Он это знал.

А еще знал, что женщина может быть искренна в самых противоположных, взаимоисключающих моментах… И ничего с этим не поделать.

— Смотри, — Ляля обернулась к нему и счастливо сморщила остренький носик, в самом деле как котенок, нежный и наивный, — здесь камин настоящий! Не газовый!

Бродяга смотрел на нее, внимательно изучающую устройство камина и думал о том, что искренность мужчины и женщины разного свойства и качества…

И что он, дурак, попал…

Ляля когда-нибудь уйдет.

А он останется.

Дурак.

Глава 34

— Послушай… — я чуть помедлила, решаясь на разговор, провела пальцем по волосатой груди своего мужчины, и он тут же среагировал, поймав мою руку и мягко поцеловав ладошку. Это было так нежно, так трогательно, что по телу мурашки побежали от удовольствия, и я чуть не забыла, что вообще хотела сказать. Никто никогда со мной такого не делал… Как и всего остального, впрочем.

Мы лежали в спальне нашего временного дома, на огромной кровати. Через щели в зашторенных окнах бил солнечный свет, указывая на то, что за пределами нашего мира в разгаре полдень, и то, чем мы только что тут занимались, вообще не вовремя. Для этого ночь же есть…

Но Бродяге было, судя по всему, вообще все равно на моральные ограничения.

Я вспомнила, как он, до этого наблюдавший за мной темным, внимательным взглядом, не стал отвечать на восторги про обстановку дома и настоящий работающий камин, а просто шагнул ближе, подхватил на руки и без слов, легко поднялся на второй этаж, сразу безошибочно найдя дверь в спальню.

Как уложил меня, растерянно вцепившуюся ему в футболку на груди, на темное гладкое покрывало, навалился сверху, уперев огромные ладони возле головы.

Меня настолько поразил тогда его взгляд, тяжелый, странно болезненный, что все вопросы и возражения застряли в горле.

Почему-то показалось, что Бродяге очень нужна сейчас, именно сейчас, моя поддержка. Любая.

И я без слов потянулась к нему за поцелуем. Сама. Он не шевелился, испытующе глядя на меня, а я…

Я, собравшись с духом и спрятав подальше сомнения и смущение, мягко дотронулась до его сухих, жестких губ губами, выдохнула и лизнула нижнюю, словно котенок, лакающий молочко.

Ну что тут скажешь? Ну не умела я нормально целоваться! Не знала, как это надо делать правильно! И за прошедшие два дня моей внезапной возникшей личной жизни с Бродягой, как-то не успела сформировать этот навык! Потому действовала так, как инстинкт подсказывал.

И, судя по темным, во всю радужку, зрачкам Бродяги, инстинкты у меня работали правильно.

Он вдохнул, чуть дернув ноздрями крупного породистого носа, облизнул нижнюю губу, словно в задумчивости пробуя мой вкус на себе… Осмотрел меня, распластанную на покрывале, напряженным, каким-то диким взглядом…

И дальше я уже мало что помнила, потому что Бродяга сорвался в такой стремительный чувственный ураган, что я успевала только, в шоке и растерянности, фиксировать кадры происходящего, словно в диафильме.

Жадный, бешеный поцелуй, поглощающий любые мои попытки самостоятельности.

Треск белья, которое Бродяга, кажется, даже и не замечает, просто устраняет препятствие, возникшее на пути.