За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии

Но самое главное, что нужно отметить, — именно с Петра народ российский раскололся на два народа — аристократический и «черный». При этом первый народ жил интересами, никак не пересекающимися с интересами второго. «Верхний» народ одевался по-другому (по-европейски), брился, в отличие от «нижнего» — крестьян и посадских. У аристократии была иная система ценностей, иной язык (многие дворяне в послепетровские времена даже не умели писать по-русски, а только по-французски). Это, конечно, мешало формированию единого буржуазного национального государства. И, в конечном счете, привело к трагедии 1917 года.

На протяжении всей истории нашего многострадального отечества мы видим одно и то же: едва проклюнутся где оттепельные ростки, как сразу находится очередной великий государственный деятель, который начинает эти ростки усиленно затаптывать под громкие патриотические фанфары и фразы об усилении государства и наведении порядка. Такое ощущение, что государство для русских — не инструмент обустройства жизни, а цель оного обустройства. Будучи формальными христианами, мои соотечественники порой забывают, что не человек для закона, а закон для человека… В результате в выигрыше всегда оказывается вечная российская бюрократия.

Петр I, заложивший фундамент колоссального здания этой бюрократии (справедливости ради отметим, что котлован был отрыт еще до него — татарами) и введший свою знаменитую «Табель о рангах», не представлял, какое тяжкое наследство он оставляет своим венценосным преемникам.

Будучи зависимыми не от капитала, а от бюрократии, русские цари и царицы все более и более укрепляли роль аппарата, давая служилому люду все новые послабления, и вскоре дух Табели о рангах воцарился над необъятной империей.

Анна Иоанновна несколькими указами сильно облегчила служивую судьбу дворянства. Она разрешила уходить в отставку в 45 лет. Позволила начинать службу номинально, то есть едва ли не с самого рождения родители приписывали годовалого мальчика к какому-либо полку, и он «тянул солдатскую лямку» параллельно с игрой в бирюльки, год от года рос в чинах и к моменту совершеннолетия достигал уже звания поручика, если не выше. Многодетным дворянским семьям разрешено было и вовсе часть детей от службы освобождать. Да и служба особо не парила: всегда можно было, сказавшись больным, отправиться в длительный отпуск в собственное поместье.

Елизавета разрешила образованным юношам, избравшим карьеру чиновника, начинать ее не с самого низу, а перепрыгивать через несколько ступеней иерархии.

Петр III издал манифест, который и вовсе освободил русское дворянство от необходимости службы.

Екатерина II в нескольких манифестах подтвердила дарованные Петром III вольности, присовокупив от себя еще добрую горсть привилегий, которые затрагивали всю чиновную и помещичью элиту России.

В общем, петровские строгости как-то подрассосались, запах крови и вид плахи подрассеялись. И с чиновным аппаратом произошло то же самое, что и в XX веке после смерти Сталина. Выстроенный так, что его колеса непременно должны смазываться кровью, он, потеряв эту смазку, вовсе перестал работать.

При той же Екатерине было постановлено всем высшим чиновникам, безупречно отслужившим семь лет, присваивать очередное звание. Павел сократил этот срок до четырех лет. При этом должность мог занять только человек, имеющий соответствующее звание, точнее, чин. Иными словами, достаточно было не спорить с начальством и тихо сидеть на месте, чтобы гарантированно получать повышения — и в званиях, и в должностях, коли соответствующие вакансии освободятся. Это автоматическое повышение по службе значительно усилило аппарат. И ослабило корону.

Пагубные последствия Табели прекрасно понимали многие современники. Князь Петр Долгоруков, например, сокрушался: «Император всея Руси… полностью лишен права, на которое могут притязать не только все конституционные монархи, но даже и президенты республик — права выбирать себе чиновников. Чтобы занять в России должность, надобно обладать соответствующим чином. Если монарх отыскивает честного человека, способного выполнять известную функцию, но не состоящего в чине… он не может его на нее назначить… Во всех цивилизованных странах человек, посвятивший 10–15 лет жизни учению, странствиям, земледелию, промышленности и торговле, человек приобретший специальные знания… займет государственную должность, где сможет выполнять полезное дело. В России все совсем иначе».

Действительно, в России царила самая настоящая несменяемая номенклатура. Можно было прекрасно знать промышленное дело, но не занять поста, связанного с промышленностью. Потому что не было нужного чина. И пост занимал ничего не сведущий в промышленности человек, всю жизнь проработавший чиновником на разных местах и заработавший за выслугу лет нужный для занятия кресла ранг.