Читаем За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии полностью

Я рассказал эту историю своему собеседнику и слушателям. Я рассказал ее в черную пустоту. Выслушав меня, и радиослушатели, и мой собеседник, помолчав секунду, снова продолжали говорить пустые слова и выстраивать какие-то теоретические конструкции, обосновывающие, почему эвтаназию измученным болезнью людям дозволять ни в коем случае нельзя. Они просто не услышали! Пропустили мимо ушей. Не прочувствовали. Чужие крики боли и ужаса пролетели мимо их равнодушного сознания. Как с гуся вода.

Ноль эмпатии.

Мне как-то довелось прочесть об одном исследовании маньяков. Специалисты, его проводившие, утверждали, что люди, которые совершили самые страшные и кровавые преступления — садистические насилия над детьми и прочие, — на самом деле очень больны: у них то ли недоразвиты, то ли просто блокированы те зоны мозга, которые отвечают за эмпатию. То есть за сочувствие к другим живым существам.

Россия больна именно этой болезнью. У нее атрофирована эмпатия.

Зато у нас очень любят выстраивать разообразные теории и транслировать всяческие мифологемы, оправдывающие абсолютное бездушие. И обвинять при этом в бездушии «бездуховный Запад». Эвтаназия невозможна, поскольку жизнь человеческая принадлежит богу… Эватанзия невозможна, поскольку вдруг больной потом передумает? Пусть уж лучше помучается… Эвтаназия невозможна, поскольку будут какие-нибудь злоупотребления!.. А вдруг произойдет чудо, и больной в терминальной стадии, когда начались предсмертные боли, неожиданно выздоровеет? Пока таких случаев не было, но вдруг!..

Они не слышат криков. Они развивают теории. И поносят «жестокий к людям Запад, где все думают только о деньгах, а о людях не заботятся».

Действительно не заботятся. Вот Швейцария. Горы. Висит табличка на нескольких языках: «Осторожно! Впереди пропасть».

— Почему перила не поставили? — возмущается инфантильный русский турист. — А вдруг кто-нибудь пойдет и свалится?

— Зачем же он пойдет, если табличка написана? Взрослому человеку достаточно предупреждения, — отвечают «руссо туристу». — Взрослый человек сам за себя отвечает. Хочет — пусть рискует, он предупрежден.

— Так нельзя, — упирается русский, не привыкший к подобной степени свободы и самостоятельности. — А вдруг человек дурак? Дураков-то полно! Я, допустим, не пойду, но другой непременно попрётся и упадет. Надо ставить перила, надо ограждать… Не заботитесь вы о людях! У нас в России все по-другому!

Это правда. У нас все рассчитано на дураков. На инфантов, которых нужно хватать за руку и оттаскивать от пропасти.

Которым нельзя доверять. По опросам, 70 % россиян не доверяют друг другу, полагая окружающих опасными и глупыми. Такого показателя нет больше нигде в мире! Отчасти это недоверие к согражданам распространяется и на самих оценивающих, то есть на себя: «Нельзя давать нашим людям оружие! А вдруг я кого-нибудь убью?!»

При этом когда в «не заботящейся о людях», «бездуховной» Швейцарии церковь инициировала всенародный референдум об отмене эвтаназии и «смертельного туризма», швейцарцы законопроект о запрете того и другого прокатили. В этой стране эвтаназия узаконена давно. И потому в Швейцарию стремятся люди из тех стран, где она пока еще вне закона. Это и называют «смертельным туризмом» — когда люди едут, чтобы не вернуться, взяв билет в одну сторону. Едут, чтобы культурно умереть, а не вышибать себе мозги на стену из двустволки, будучи не в силах терпеть боль. Так вот, люди идеи — церковники, которым наплевать на чужие страдания, решили положить конец гуманной практике эвтаназии. Их законопроект был вынесен на всенародное обсуждение и, как известно, провален. Потому что швейцарцы полагают: каждый сам вправе распоряжаться своей жизнью — без оглядки на церковь, чиновников, партию и правительство. И еще они слышат крики боли. А у нас в духовной и «встающей с колен» России очень любят поговорить о боге и прочих абстрактных идеях. При этом совершенно не замечая конкретной боли конкретных людей.

Почему мы такие?

Почему Тойнби[1] назвал русскую историю «абортированной культурой»? Почему социолог, доктор философских наук, директор Аналитического центра Юрия Левады Лев Гудков с ним согласился, сказав, что в России происходит «периодический сброс сложностей социального устройства и редукция социальных систем и самого человека к более простым и архаическим моделям»? Почему публицист Илья Мильштейн в порыве публицистического прозрения написал, что Россия все время «выламывается из самой себя и из собственной истории»?..

Многие исследователи смутно догадываются, что корни наших сегодняшних ментальных бед в недавнем тоталитарном прошлом. Но в чем корни наших вчерашних и позавчерашних бед? Ведь история Россия — такая ломаная-переломаная — началась не вчера! Такое ощущение, что единственный закон истории России — постоянно взламывать, не соблюдать законы исторического развития, которым подчиняются другие страны. Поэтому там строят сооружения (в широком смысле этого слова), а у нас хотят строить сооружения, а получаются каждый раз макеты…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное