За флажками

Я не поверил своим ушам. Он сказал – «Все»?! Таки да, он сказал – «Все»! И даже я! Если это была ошибка, то она мне понравилась. И, пока ему не пришло в голову исправлять ее, я заторопился следом за остальными – к лестнице, что вела вниз. На улицу, к свободе!

Однако далеко уйти не удалось. На лестнице меня догнал оклик Балабанова:

– Мешковский!

Его голос, несколько раз срикошетивший о стены, показался мне весьма неприятным. Даже, я бы сказал, несущим в себе какую-то угрозу.

– Чего? – я, тяжело вздохнув, обернулся. Прощай, свобода? Но на круглой физиономии Балабанова светилось все то же благодушие.

– Подожди-ка!

Я потерялся в догадках. Он все-таки собирается закрывать меня или нет?! Хитрит? Нацепил, сволочь, маску благодушия, а я голову ломай… И, плюнув на субординацию, я решил пойти ва-банк. Каким-нибудь хитрым образом заставить его раскрыть карты. А потому бросил ему под ноги раздраженное:

– Слышь, Балабанов! Я три часа не курил, у меня уши ниже колен болтаются! – Получилось грубовато, но я так и задумывал. Провокация должна провоцировать, правда? Тем более что он первым фамильничать начал. А я что – рыжий? Вот если бы он нежно да аккуратненько – дорогой Михаил Семенович, не будете ли вы столь любезны… Тогда и я мог бы так же – нет, Андрей Ильич, увольте, нахрен нужно… И чтобы да, так нет.

Балабанову моя грубость, однако, настроения не испортила. Он, видимо, решил, что мы знакомы уже достаточно для того, чтобы считаться закадычными друзьями. А закадычные друзья, как известно, могут позволить в общении между собой многое. Даже за кадык подержаться.

Он быстрым шагом, почти бегом, догнал меня и даже взял под локоть, чему я не очень обрадовался. Особенно учитывая дурацкие искорки, заплясавшие в глазах у Яна, Генахи и Дедушки Будильника, обернувшихся посмотреть, в чем дело. Поэтому я высвободил локоть и спросил:

– Что надо?

– Ты говоришь, они сегодня к тебе домой приходили?

– Не совсем приходили. Ты же в курсе, я при тебе рассказывал. Если забыл – можешь протокол перечитать.

– Я помню, – Балабанов ни разу не смутился. – Я к чему клоню: если они один раз у тебя побывали, отчего бы им вторую попытку не совершить?

– Вряд ли, – возразил я. – Они про меня, по идее, все разузнали и должны быть в курсе, что я сейчас на смене и развожу забулдыг по домам.

– Засаду надо устраивать в отсутствие жертвы! – Балабанов наставительно поднял палец вверх. – Они это прекрасно понимают. Тем более что ты от них уже два раза уходил.

– Даже три, если считать сегодняшнюю ночь, – я, воспользовавшись тем, что мы, долго ли, коротко ли, вышли на улицу, закурил и с наслаждением втянул дым. – И четыре раза, если считать кафешку. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел. Колобок, натурально.

– Ну, про сегодняшнюю ночь они вряд ли в курсе. Я к чему разговор-то веду…

Его перебили. Оказывается, менты достали не только меня и Генаху. Ян тоже потерял где-то в дебрях времени свою прибалтийскую невозмутимость:

– Мишок, так ты едешь?

Я посмотрел на Балабанова, подумал и отрицательно покачал головой. Тема, которую затронул этот куратор моего несчастного случая, показалась важной. отмахиваться от нее было глупо. Тем более что свою главную жажду, никотиновую, я уже утолил.

– Езжайте, мужики. У меня еще, оказывается, разговор имеется. Я просто не знал об этом.

Балабанов опять ни фига не смутился. Непробиваемый, как доспехи бога. Он дождался, пока трое моих подельников загрузятся в машину Дедушки Будильника, проводил отъезжающее такси взглядом и повернулся ко мне:

– Так вот. Может, нам стоит сейчас вместе поехать к тебе? Так сказать, история с твоим напарником, дубль второй?

Я задумчиво смотрел на него и пускал дым ноздрями. Чистый Змей Горыныч об одной голове. И думал при этом – а почему бы, собственно, и нет? Пистон вот-вот узнает о провале миссии по устранению Яна, перенервничает и начнет делать глупости. Одной из таких глупостей вполне может стать приказ об устранении меня в моем собственном жилище. Дополнительный козырь, если меня все-таки потащат в суд на предмет стрельбы по живому человеку. А что касается моей смены… Да какая, нахрен, может быть смена, когда руки тряслись от нервного истощения, в голове – полнейшее умственное истощение и сплошной туман, а весь организм испытывал непреодолимое желание лечь отдохнуть, потому как – физическое истощение. Да и часы показывали половину пятого утра. И я согласно кивнул головой:

– А поехали. Чем черт не шутит. Может, и правда гости нагрянут. Тогда мне на руку будет, что весь хипеш на твоих ментовских глазах произойдет.

– Тоже верно, – похвалил меня Балабанов и, указав на такси, спросил: – Твой транспорт?

Я подивился его способности задавать глупые вопросы. Других таксомоторных механизмов в округе не наблюдалось.

– Мой, понятно.

– Тогда поехали?