За флажками

— А ты часто занимаешься этим… не в постели?

— Постоянно, — с честной миной ответил я. — Жаль, что ты забыла, как это было у нас в машине. Ей-богу, жаль.

— Да, — неуверенно проговорила она.

И я решил — а почему нет? Я мужик и у меня нормальная регулярная потенция, а у нее три месяца как раз мужика-то и не было. Зачем давать друг другу умереть?

Придвинувшись, я положил руку ей на бедро, поближе к тем самым белоснежным трусикам, которые так притягивали к себе мой взгляд десятью минутами раньше. Наклонившись к ее уху, слегка прикусил мочку и прошептал:

— Может быть, повторим? Вот увидишь, что я прав.

Нога напряглась под моей рукой, но убирать ее Верунчик не стала. Вместо этого с сомнением и даже жалостливо поинтересовалась:

— Ты думаешь, стоит?

— Я думаю, таки да! — уверенно заявил я и переместил руку уже непосредственно на трусики. Она не стала возражать, и я воспринял это как разрешение перейти к более активным действиям.

И, когда через час с лишним она выбралась из машины, растрепанная и потрясенная новыми ощущениями, но трижды удовлетворенная, я вынул из бардачка четвертую сигарету и закурил, махнув рукой на дурацкий лимит: после такого секса не закурить было грешно. Мне долго пришлось раздраконивать ее, но когда я сделал это, она измочалила меня, как Никита Кожемяка — бычью шкурку. Получилось, что, когда я врал ей о том, какая она лихая наездница, я не врал совершенно. За что и поплатился.

Но, в общем, я тоже остался доволен. Теперь хоть две недели без секса — воспоминания об этой ночи вполне заменят его.

Пуская дым в направлении фонаря, я вдруг задумался на тему безопасного секса. Трахались-то мы без презервативов. А вдруг она… Меня даже холодным потом прошибло. Потом подумал — какого черта? Солидная женщина, банкир, все время любилась в постели и, по ее признанию, со вполне знакомыми людьми. Я — единственный первый встречный, и моя «Волга» — единственная непостель, так что случайными связями тут и не пахнет. К тому же она сама сказала, что в последние три месяца вообще мужика не имела.

На этом самом месте со мной случился повторный приступ холодного воспотения. А по какой такой причине у красивой бабы в течение трех месяцев не было ни одного мужика? Не по причине ли борьбы врачей с последствиями того, что у нее было прежде — в постели и только с хорошо знакомыми людьми? Ой-ой, нехорошо!

Мне вдруг заикалось. Даже дым в рот лезть перестал. Я нагнулся к пепельнице и заметил на полу белую тряпочку. Поднял. Трусики. Понятно, те самые. Как Париж не устлан батистовыми платочками, так и мое такси отнюдь не напичкано женскими трусиками.

Я внимательно осмотрел их перед окошком. И в неярком свете, который дарила мне гостиница «Светлана» убедился, что трусики действительно белоснежные. Это меня успокоило. Я глубоко и с облегчением вздохнул, засунул тряпицу под водительское сиденье — пригодится руки от смазки вытирать — и, вытащив из пепельницы окурок, раскурил его и с прежним наслаждением стал пускать дым в потолок.

Одну проблему Верунчик мне все-таки оставила, отломав каблуком зеркальце заднего обзора. Попытка пристроить его на место кустарным способом не удалась. Придется в гараже садить на кислоту или выдумывать что-нибудь посложнее. Я швырнул зеркальце на переднее пассажирское сиденье, снова откинулся на спинку и глубокими затяжками принялся добивать бычок.

Когда курить, кроме фильтра, стало нечего, я выбросил его в окно, но сразу перебираться на свое место, за баранку, не стал. Некоторое время еще посидел, мысля на разные глобальные темы, как-то: сколько секунд в високосном году, сколько — не в високосном. Ну, и так далее. Попытка подсчета, правда, успехом не увенчалась — сгорел бортовой компьютер. Но я не очень-то и хотел.

Когда глобалить стало не о чем, я таки пересел, завел мотор и посмотрел на часы. Начало седьмого. Самое время собирать урожай. Граждане, отпахавшие ночь, расползаются по домам, другие, которым пахать в день, весело спешат на работу. Может быть, и не весело, возможно, что и не спешат. Но добираться до места им все равно как-то надо, так что таксисты с шести часов обычно без дела не маются.

Я, как самый типичный представитель своего племени, сперва довез от ночных тошниловок, одного за другим, двух расплывчатых, небритых и опухших типов, где они более или менее успешно изображали роль поваров, к их же семьям, где они гораздо более, чем менее успешно сыграют роль вымотавшихся на работе кормильцев, требуя к себе внимания и почтения, а еще лучше — абсолютной тишины. Знаю я таких.