За глянцевым фасадом

Нежные чувства ей неведомы. Мальчики ее не интересуют. Она находит их «прыщавыми, неуклюжими и скучными». У них уже все решено, вся жизнь расписана заранее. До чего же будет тоскливо, если придется выйти замуж за одного из них, вздыхает она. В отличие от большинства девочек ее возраста, она не мечтает о любви и уверена, что вполне могла бы прожить «без любви и без мужа». «Как старая дева!» — в ужасе восклицает Нэнси, услышав это заявление. «Почему бы и нет? — важно отвечает Джеки. — Мужчины в жизни — не главное…»

Сколько бы она ни боролась с собой, единственный мужчина, который представляется ей идеалом, приезда которого она с нетерпением ждет каждую субботу, — это Блэк-Джек. И когда он наконец приезжает, когда на застроенной старыми домами, обсаженной дубами улице перед пансионом показывается его высокая фигура, вышагивающая горделивой, небрежной походкой, давние чары снова начинают действовать, и ее сердце бьется сильнее. Поскольку нельзя заранее знать, в каком он будет состоянии, она велит себе сдержаться. Ведь она уже научилась владеть собой. Больше не бросается ему на шею, не пожирает его глазами. Сначала она внимательно оглядывает его и, убедившись, что он трезв и выглядит прекрасно, успокаивается. Она уже не даст обмануть себя ласковыми словами. Теперь она стала недоверчивой. Она подпускает ему шпильки, советует пройти курс лечения. Пускай подружки изнывают от восхищения при виде Блэк-Джека и тают от его комплиментов. Он очаровывает их, покоряет, рисуется перед ними, разыгрывает донжуана, но единственная девушка, которую он стремится обольстить, — это его дочь. А Джеки с улыбкой наблюдает, как Блэк-Джек откалывает свои старые номера. Она подпадает под его обаяние, и от ее выдержки не остается и следа.

Джек Бувье всегда в центре событий и неизменно готов поддержать свою дочь. Он выписывает школьную газету, которую она редактирует, посещает спектакли школьного театра, в которых она играет, и с гордостью отмечает, что Джеки отлично усвоила его уроки: на сцене она прекрасно двигается и вообще держится с такой уверенностью, какую у нее не всегда заметишь в жизни. Эта девочка — прирожденная актриса.

В такие вечера Джек Бувье торжествует: он убеждается, что вопреки всему сохранил власть над дочерью. А Джеки в такие вечера и радуется, и тоскует. Когда он уезжает, она задается вопросом: кто же она такая? Утонченная авантюристка, какой хочет видеть ее отец, или благонравная барышня, выдрессированная матерью и Фармингтоном? Именно после визитов Блэк-Джека она начинает безобразничать, приводя в негодование учителей.

Когда она закончит школу, Джек Бувье с гордостью прочтет подпись, которую его дочь сделала под снятой в классе фотографией: «Жаклин Бувье, 18 лет: стремление преуспеть в жизни, отказ посвятить себя домашнему очагу».

Он будет довольно потирать руки: Дженет Очинклос проиграла. Ее дочь никогда не станет обычной женщиной с обычными стремлениями, ведущей обычную жизнь среди обычных людей. Мятежная кровь Бувье возобладала над мещанской кровью семейства Ли. Его слова «Ты будешь королевой, дочка!» запечатлелись в ее сердце глубже, чем скучные картины будущего, какие рисовала ей мать.

III

Но Джек рано радовался.

В том же 1947 году Джеки просит мать устроить ей первый выезд в свет. Дженет Очинклос приходит в восторг и спешит исполнить эту просьбу. Джеки нет дела до светских условностей вообще и бальных платьев в частности, однако она желает выглядеть не хуже других «нормальных» девушек из видных семей. И открывает свой первый бал в восхитительном платье из белого тюля, с вырезом «лодкой» и длинной пышной юбкой. От нее невозможно оторвать глаз. Она не просто удивительно хороша — она отличается от остальных. Любуясь ею, люди пытаются понять, что за неуловимая особенность так резко выделяет ее среди красавиц, собравшихся в этом зале. Обаяние? Харизма? Чувство стиля? Матери озабочены, отцы вспомнили молодость, сыновья не могут сдержать волнение, а дочери — досаду. А Жаклин сияет, сверкает, искрится. Она стала остроумной и не упускает случая отпустить убийственно смешную, язвительную реплику. Когда окружающие хвалят ее восхитительное, оригинальное платье, она поясняет: «Пятьдесят девять долларов на нью-йоркском блошином рынке», и мамаши, разорившиеся на туалеты от Диора или Живанши для своих дочек, обмениваются негодующими взглядами.