За годом год

У Алексея отлегло от сердца. Значит, ни о каком наказании Кухта не думает, хотя, конечно, недоволен и сердится. Ну и пусть… Да так ли он, в самом деле, виноват? Что он особенного сделал? Зося всегда и во всем такая. У нее вечно предосторожности и страхи за его честь. Он своим трудом купил себе право делать замечания кому захочет. Еще никто не видел работы Кравца, и пусть тот не очень-то задается. Да и Кухта… Пусть любит критику. А его, Алексея, работа видна каждому, Вон она и на проспекте и на других улицах. За нега нечего краснеть! И все-таки, пытаясь окончательно выведать настроение Кухты, Алексей спросил опять:

— А как с моей просьбой, Павел Игнатович? Я ведь просил сталинградцев, чтобы разрешили дом построить у них. Там я оправдаю, будьте уверены…

Было жарко. От быстрой ходьбы грузный Кухта вспотел. Он снял кепку, вытер подкладку носовым платком, обмахнулся кепкой, как веером.

— Придется пока подождать, Урбанович, — ответил он, помедлив.

— Почему это?

— Видишь ли, — подыскивая слова, щелкнул пальцами Кухта. — Вскоре для тебя, да и не только для тебя, будут другие важные дела. Сегодня сообщили, что мы получаем пополнение из ФЗО, и твою бригаду придется расформировать.

— Стращаете? — отшатнулся Алексей. — Как расформировать?!

— Очень просто. У тебя все мастера. Матерые. Вчера ты хорошо об этом сказал. Каждый сам может быть бригадиром. А тебе дадим новых, из фабзайцев. Подучишь — подумаем и про Сталинград.

— С пацанами вождаться? — остановился Алексей. — А?…

Стал и Кухта. Он, вероятно, ожидал такой реакции, потому что спокойно взял Алексея за пуговицу пиджака и притянул к себе.

— Ты не горячись, а рассуди сначала. Выйди на проспект, посмотри. На движение, на людей, на афиши — на всю эту благодать. А зданий — раз, дна и обчелся. Что это такое? Отставание, брат ты мои, наше отставание. А выход где?

— За чужой счет легче всего выкраивать. Охочие у нас на это.

— Я тебе говорю, что другого выхода нет.

— А я тоже не согласен, чтобы на моем горбу в рай въезжали. И никто не согласится. Делайте тогда это гвалтом, коль право такое есть…

Алексей повернулся и, ссутуленный, с опущенными плечами, словно ему было трудно нести свои большие руки, зашагал от Кухты.

Глава четвертая

1

Несколько ночей подряд шли дожди. Как по расписанию, каждый раз в одно и то же время.

Перед заходом солнца на небосклоне появлялась туча. Выглянув из-за горизонта, останавливалась и ожидала, пока ослепительное солнце пряталось за нее. Бирюза переливалась, меркла, а туча росла. От этого темнело быстрее, чем обычно, и казалось, туча вот-вот пройдет над городом. Но она еще долго гасила звезды и только к полуночи, невидимая, проливалась теплым, спорым дождем.

Ровно и весело дождь лил до самой зари. Он падал откуда-то из хлябей на город. На его пока не замощенные площади, на пустые по-ночному, часто не обозначенные еще домами, улицы, на расчищенные от руин пустыри, новостройки, скверы и тихие окраины.

Город замирал, как необитаемый. Кругом царил только неумолчный шум дождя, который лопотал по крышам домов, рвался из водосточных труб, журчал по водостокам. Лишь в свете редких уличных фонарей было видно, как, оставляя тонкие, похожие на нити следы, дождь падает на землю, в лужи, на которых вскакивают и сразу куда-то плывут мутноватые пузыри. Да вокруг матовых шаров где-нибудь на Комсомольском бульваре или в Театральном сквере можно было видеть, как капли дождя пригибают листья и с них стекают уже струйками. Там же, где еще не было зданий и открывался невидимый простор, сами городские огни напоминали звезды. Немигающие поблизости и трепещущие, мерцающие вдали, они горели, не давая света. По их негустой россыпи только и можно было угадать, где кончается земля и начинается небо, — звезды светились на земле, а над ними чернела кромешная, неохватная тьма.

Тьма и дождь… После таких дождей меняется даже лес. Между деревьями поднимается и, достигнув крон, стынет не то туман, не то синяя дымка. Стволы сосен теряют медный цвет, седеют, и на них вырастает похожий на грибы лисички косматый мох…

На заре дождь утихал. Небо быстро очищалось. И хотя везде и всюду поблескивала вода, и дома, заборы, мостовая были темнее обычного, рассвет наступал ясный-и чистый. Трепетное сияние поднималось из-за горизонта, разливалось по небу и уже оттуда струилось на землю. Овеянный свежестью, но удивительно тихий и даже немного сонливый рассвет опускался на город, словно тихая песня. И, как это бывает, пожалуй, только на заре, после дождя все успокаивалось в ожидании неизведанного…

Под шум дождя спалось хорошо. Дождь барабанил по крыше барака гулко, настойчиво, и, как только он кончался, Валя просыпалась от тишины. Она вскакивала, как по сигналу, и открывала форточку, когда звонкие капли еще падали с крыши.

В комнате Валя опять жила одна — подруги разъехались кто куда. Каждый раз она включала электричество, наспех делала физзарядку, умывалась и, не застлав кровати, садилась за стол.