За годом год

— Я никогда не прощу себе… Мне будет горько, если неприятности затронут и вас.

— Меня или кого-либо другого — это все равно. Мы слишком боимся этих неприятностей…

— Ну хорошо, — отступил от кресла Василий Петрович, — вы имеете основание. Дело я все равно довожу до ЦК. Иного выхода не вижу. И потому извольте… — Он вышел на минуту из кабинета, вернулся со свертком ватмана и уже с холодной жестокостью стал излагать свои мысли.

Побеседовав потом с Шуруповым, Валя решила пойти к Понтусу.

Широко, словно для объятий, расставив руки, тот встретил ее, стоя перед письменным столом.

— А-а, представитель прессы! Прошу, — по-дружески фамильярно приветствовал он Валю. — Голос прессы — голос божий!

Не было сомнения — Понтус искренне доволен Валиным приходом, чему-то радуется и с нескрываемым любопытством разглядывает девушку. Предложив ей снять пальто, он позвонил тут же в буфет и заказал два стакана чаю с лимоном.

— И сладкого чего-нибудь! — крикнул он в телефонную трубку с видом, точно заказывал для Вали счастье, которое было у него наготове, и затем начал шутя расспрашивать о работе в редакции, о личных планах.

Тихо с подносом вошла официантка в маленьком полукруглом фартуке, в кокошнике, похожем на корону, молча поставила на стол чай, пирожные и, бросив на Валю долгий взгляд, исчезла.

Стали говорить о деле.

— Юркевич — оголтелый путаник и потому отстает, — многозначительно произнес Понтус, прихлебывая чай и шаря глазами. — Путаник во всем. Вы понимаете меня?.. Хотя, возможно, это не вина его, а беда. Но что поделаешь… Время перегоняет его. Республика вышла на международную арену. Голоса наших делегатов звучат с трибуны Организации Объединенных Наций. А он упорно не хочет понять, что все это имеет непосредственное отношение к архитектуре, к тому, какой должна стать столица нашей республики. К нам уже приезжают зарубежные делегации, — он явно подсказывал ей тезисы для будущей статьи, — и, естественно, город в какой-то степени мы строим и для них.

— Нет, город мы строим для себя, — почти спокойно возразила Валя, но как дорого, ой, как дорого стоило ей это спокойствие!

— Конечно. Нам тоже нужна красота.

Сдерживаться более Валя не могла.

— Насколько мне известно, — отодвинула она от себя недопитый чай, — Юркевич вовсе не против красоты. Он лишь не хочет, чтобы в ней что-то напоминало потемкинские деревни.

— Да? Вам известно? — с издевательской вежливостью прищурил глаза Понтус. — Я действительно забыл, что вы имели некоторую возможность и были накоротке…

— Вы не смеете сейчас говорить об этом!

— Я номенклатурный работник. Понятно? — уже наседал Понтус. — Я, как старший, считаю необходимым предупредить вас еще и в отношении одного вашего покровителя по редакции.

— Лочмеля?

— Вот-вот. Он слишком любит загребать жар чужими руками.

По готовности Вали возражать Понтус сообразил, что криминал в таком деле не криминал, если ему не придать политической окраски, что обвинение лишь тогда станет весомым, если оно сформулировано политическим языком. И он прибавил:

— Классовая борьба шла, идет и будет идти. И пут, ее не такие простые. Особливо, когда имеешь дело с космополитом или подозрительными элементами из бывшего подполья.

— Как вам не стыдно?!

— Не корчите из себя наивницу. Вы сами отлично знаете, что я правду-матку режу. И если взглянете на себя со стороны, догадаетесь и о мотивах, вынуждающих вас защищать Юркевича… Вам известно, например, что он, коммунист, из-за вас возбудил дело о разводе…

Валя вышла из кабинета не слыша ног. И пока добралась по длинному коридору до лестницы, по которой нужно было спускаться, ей показалось, что минула целая вечность.

5

За белой штакетной изгородью с красными флажками бурлило людское море. Как и раньше, особенно много людей толпилось возле экспонатов автомобильного, тракторного и велосипедного заводов. Выставка открылась три дня назад, и Валя несколько раз успела побывать здесь. Она приходила сюда и тогда, когда еще только разравнивали и разбивали площадки, строили павильоны, а потом расставляли экспонаты, посыпали дорожки песком, красили некоторые станки и прикрепляли к ним таблички. Валя исписала здесь целый блокнот. Ее умиляло, что все это сделано своими руками, что на серо-зеленых грузовиках и самосвалах красуется эмблема Минского автозавода — могучий, крутолобый зубр, что огненно-красный красавец-трактор носит название "Беларусь", что Минский велозавод выпускает велосипеды не только для взрослых, и его "Ласточек" и "Орлят" хочется потрогать рукой…

Надо было собраться с мыслями, принять решение, и оскорбленную Валю потянуло в этот людской вир. Войдя на территорию выставки, она начала пробираться к площадке, где стояли тракторы.